Сообщений в теме: 15

[Гости]

Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил. Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит... А нашли меня осенью. Листва еще была зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного... Нашли меня случайно, молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал. Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили. В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной. "Есть!" - воскликнул он, когда его лопатка отвратительным звуком ширкнула мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно - неужели? Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот после последней моей атаки так и заржавел нечищеный. По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно - подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять. Ну не хотелось... Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала. Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал. Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало. Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала... Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются. Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать - не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу... Мне б дураку "Отче наш" вспомнить... А как его вспомнить, если я его и не знал никогда. Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли. Ну, а наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло - почти весь батальон. Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход. Как были - с пробитыми касками, в бинтах оторванными ногами они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь. А мы остались. А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку. И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона. Второй только вздохнул: "Эх, блин, еще один неопознанный" Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне. Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все рядовые, которых никогда не опознают. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь - убьет. А войне похрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст. Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю. Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться. Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине. Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах - по одному на троих. Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается. Так думаю я и сейчас, уже после того, как они проводили нас над лесом на восток. И оглядываясь назад, я прошу - мужики! Найдите тех, кто еще остался!

[Дальник]

Меня нашли в четверг на минном поле. В глазах разбилось небо, как стекло. И всё, чему меня учили в школе, В соседнюю воронку утекло. Друзья мои по роте и по взводу Ушли назад, оставив рубежи. И похоронная команда на подводу Меня забыла в среду положить. И я лежал и пушек не пугался, Напуганный до смерти всей войной. И подошел ко мне какой-то Гансик, И наклонился тихо надо мной. И обомлел недавний гитлерюгенд, Узнав в моем лице своё лицо. И, удивлённый, плакал он, напуган Моей или своей судьбы концом. О жизни не имея и понятья, О смерти рассуждая, как старик, Он бормотал молитвы ли, проклятья, Но я не понимал его язык. И чтоб не видеть глаз моих незрячих, В земле немецкой, мой недавний враг, Он закопал меня, немецкий мальчик, - От смерти думал откупиться так. А через день, когда вернулись наши, Убитый Ганс в обочине лежал. Мой друг сказал: "Как он похож на Сашу! Теперь уж не найдёшь его, а жаль!" И я лежу уже десятилетья В земле чужой. Я к этому привык. И слышу - надо мной играют дети, Но я не понимаю их язык. http://krovavayagebn...com/276224.html http://igor-vishnjak....com/17736.html

[Гости]

Грустно

[asuslov26]

Грустно

Александр Городницкий

* * *
Над простреленною каской
Плачет мать в тоске вселенской
От Германской до Афганской,
От Афганской до Чеченской.
Пепел кружится, рассеян,
Над размытыми путями.
Злая мачеха Расея,
Что ты делаешь с дитями?
Для того ли их кормили
Сбереженными кусками,
Чтобы к братской их могиле
Мы тропиночку искали?
Нет житья с добром и лаской,
Нету счастья доле женской
От Германской до Афганской,
От Афганской до Чеченской.
Опечаленные лица,
Звуки сдержанного мата,
Пыль дорожная клубится
Возле райвоенкомата.
Для солдатской службы честной
Будут мальчики рождаться
От Афганской до Чеченской,
От Чеченской до Гражданской.
1995

[Помор]

Я убит подо Ржевом,В безымянном болоте,В пятой роте,На левом,При жестоком налете.Я не слышал разрываИ не видел той вспышки, -Точно в пропасть с обрыва -И ни дна, ни покрышки.И во всем этом миреДо конца его дней -Ни петлички,Ни лычкиС гимнастерки моей.Я - где корни слепыеИщут корма во тьме;Я - где с облаком пылиХодит рожь на холме.Я - где крик петушиныйНа заре по росе;Я - где ваши машиныВоздух рвут на шоссе.Где - травинку к травинке -Речка травы прядет,Там, куда на поминкиДаже мать не придет.Летом горького годаЯ убит. Для меня -Ни известий, ни сводокПосле этого дня.Подсчитайте, живые,Сколько сроку назадБыл на фронте впервыеНазван вдруг Сталинград.Фронт горел, не стихая,Как на теле рубец.Я убит и не знаю -Наш ли Ржев наконец?Удержались ли нашиТам, на Среднем Дону?Этот месяц был страшен.Было все на кону.Неужели до осениБыл за н и м уже ДонИ хотя бы колесамиК Волге вырвался о н?Нет, неправда! ЗадачиТой не выиграл враг.Нет же, нет! А иначе,Даже мертвому, - как?И у мертвых, безгласных,Есть отрада одна:Мы за родину пали,Но она -Спасена.Наши очи померкли,Пламень сердца погас.На земле на проверкеВыкликают не нас.Мы - что кочка, что камень,Даже глуше, темней.Наша вечная память -Кто завидует ей?Нашим прахом по правуОвладел чернозем.Наша вечная слава -Невеселый резон.Нам свои боевыеНе носить ордена.Вам все это, живые.Нам - отрада одна,Что недаром боролисьМы за родину-мать.Пусть не слышен наш голос,Вы должны его знать.Вы должны были, братья,Устоять как стена,Ибо мертвых проклятье -Эта кара страшна.Это горькое правоНам навеки дано,И за нами оно -Это горькое право.Летом, в сорок втором,Я зарыт без могилы.Всем, что было потом,Смерть меня обделила.Всем, что, может, давноВсем привычно и ясно.Но да будет оноС нашей верой согласно.Братья, может быть, выИ не Дон потерялиИ в тылу у МосквыЗа нее умирали.И в заволжской далиСпешно рыли окопы,И с боями дошлиДо предела Европы.Нам достаточно знать,Что была несомненноТам последняя пядьНа дороге военной, -Та последняя пядь,Что уж если оставить,То шагнувшую вспятьНогу некуда ставить...И врага обратилиВы на запад, назад.Может быть, побратимы.И Смоленск уже взят?И врага вы громитеНа ином рубеже,Может быть, вы к границеПодступили уже?Может быть... Да исполнитсяСлово клятвы святой:Ведь Берлин, если помните,Назван был под Москвой.Братья, ныне поправшиеКрепость вражьей земли,Если б мертвые, павшиеХоть бы плакать могли!Если б залпы победныеНас, немых и глухих,Нас, что вечности преданы,Воскрешали на миг.О, товарищи верные,Лишь тогда б на войнеВаше счастье безмерноеВы постигли вполне!В нем, том счастье, бесспорнаяНаша кровная часть,Наша, смертью оборванная,Вера, ненависть, страсть.Наше все! Не слукавилиМы в суровой борьбе,Все отдав, не оставилиНичего при себе.Все на вас перечисленоНавсегда, не на срок.И живым не в упрекЭтот голос наш мыслимый.Ибо в этой войнеМы различья не знали:Те, что живы, что пали, -Были мы наравне.И никто перед намиИз живых не в долгу,Кто из рук наших знамяПодхватил на бегу,Чтоб за дело святое,За советскую властьТак же, может быть, точноШагом дальше упасть.Я убит подо Ржевом,Тот - еще под Москвой...Где-то, воины, где вы,Кто остался живой?!В городах миллионных,В селах, дома - в семье?В боевых гарнизонахНа не нашей земле?Ах, своя ли, чужая,Вся в цветах иль в снегу...Я вам жить завещаю -Что я больше могу?Завещаю в той жизниВам счастливыми бытьИ родимой отчизнеС честью дальше служить.Горевать - горделиво,Не клонясь головой.Ликовать - не хвастливоВ час победы самой.И беречь ее свято,Братья, - счастье свое, -В память воина-брата,Что погиб за нее.1945-1946Александр Твардовский. Вспомнилось. Спасибо.

[bujhm]

Низкий поклон тем кто воевал и тем кто написал.....

[Дальник]

Сергей Орлов..........................................Его зарыли в шар земной.............................................Его зарыли в шар земной,А был он лишь солдат,Всего, друзья, солдат простой,Без званий и наград.Ему как мавзолей земля -На миллион веков,И Млечные Пути пылятВокруг него с боков.На рыжих скатах тучи спят,Метелицы метут,Грома тяжелые гремят,Ветра разбег берут.Давным-давно окончен бой...Руками всех друзейПоложен парень в шар земной,Как будто в мавзолей.....................................................Вот человек - он искалечен.................................................Вот человек - он искалечен,В рубцах лицо. Но ты глядиИ взгляд испуганно при встречеС его лица не отводи. Он шел к победе, задыхаясь,Не думал о себе в пути,Чтобы она была такая:Взглянуть - и глаз не отвести!

[новичек]

Мой дед после войны умер в 88. Но до сих пор помню шкатулку с наградами и спину всю израненую и покалеченую! Для меня ,пацаненка, это на всю жизнь запомнилось! Вечная память и вечная слава павшим!

[Мельник]

Рассказ Ветерана.(Колоколенка)  Монгол_Шуудан_Колоколенка.rar   12,36МБ   54 Количество загрузок:

[Дальник]

Плакат "Что тебе дороже?" http://blogs.amur.in...or.jpg_orig.jpg

[Карл Маркс]

Горько...

[Дальник]

Песня о войне. "В любом из нас сидит война, не знаю чья в этом вина, и нам нельзя...."

[AND.ru.XA]

Алексей Геннадьевич Ивакин Мы погибнем вчера Книга из начала поста полностью, в FB2  Ивакин_Геннадьевич._Мы_погибнем_вчера.zip   285,38К   11 Количество загрузок: Еще поисковые рассказы того же автора http://zhurnal.lib.r...in_a_g/pr.shtml

[AND.ru.XA]

Солдат (история)
Черняев Игорь Александрович

Посвящается всем солдатам павшим

за защиту нашей родины в 1941-1945 гг.

Солдат


На столе лежал череп, от его лакированной поверхности отражались лучи весеннего солнца и бродили по всей комнате. Обычно все вещи хранят частичку души своего создателя, но в этом предмете была душа солдата, солдата погибшего за свою Родину. И она вспоминала.....
Он родился в небольшом селе Тульской области, рос, как и все дети, помогал родителям. У него был брат и сестра. Рано привык к земле, полюбил ее, особенно весной, когда шел по свежевспаханному полю голыми ногами, чувствуя, как она просыпается. Пришло время, он женился, выбрав в жены скромную и тихую девушку, но счастье было не долгим - прошел год, и когда колосилась рожь на полях - началась война. Через два месяца, шагая по пыльной дороге, пошел он в райвоенкомат, пока еще не солдат, но готовый встать на защиту своей Родины, неся в своем сидоре пару портянок, запас сухарей и в сердце любовь жены. Потом были длинные дни дороги, когда их везли на восток, месяц утомительной и нудной подготовки в лагере под Улан-Удэ, а потом когда снег уже лег на землю - обратно на запад, навстречу с врагом. И все это время он писал письма и ждал ответа из дома. Когда они подъезжали к райцентру, откуда он был призван, солдат стоял около двери теплушки и смотрел. И он не ошибся. Она стояла в своем пальтишке на перроне и, прижимая к груди валенки, смотрела на приближающийся состав. Он до сих пор помнит, как выскочил из теплушки навстречу жене в одной гимнастерке. Она, прижавшись к нему, плакала, а он гладил ее по голове и успокаивал. И долго потом глядела вслед, а он, держа валенки, уезжал все дальше от нее. Потом их выгрузили где-то в Калужской области и приказали сосредоточиться в районе небольшой деревушки. Прибыв на место, им объявили, что завтра они пойдут в атаку на соседнюю деревню, и выбьют врага. Кто-то стал чистить оружие, кто-то писать письмо домой, а солдат попросив у командира роты, молоденького лейтенанта, карандаш стал заполнять листок из смертного медальона, небольшую капсулу из черного эбонита. Закончив писать, поймал встревоженный взгляд сержанта, бывалого бойца идущего почти от самой границы. Он тогда тебе сказал:
- Ты не боишься умереть?
Ты ответил:
- Почему?
Он ответил:
- Есть поверье, что если заполнишь смертник, то вскоре тебя убьют
Тогда солдат, подумав, ответил сержанту:
- Уж лучше родные будут знать, где я погиб, чем лежать без вести пропавшим.
Сержант в ответ покачал головой.
Утро было морозное. Лейтенант, приказав строиться, сказал: ''Может многие из нас, не выйдут живыми из этого боя, но мы сражаемся за Родину на своей земле с ненавистным врагом''. Солдат вместе с остальными вышел за околицу и, рассыпавшись цепью, пошли в атаку. Снег был до колен и, проваливаясь в него, пехота еле шла, в километре от них чернели дома деревушки, где сидели немцы. За метров 600 немцы открыли огонь из минометов, а через 200 - из пулеметов и пехота залегла. И тогда встал сержант и сказал, что-то сильно обидное и ты, солдат, откуда взялись еще силы, рванулся вперед. В этот момент ты почувствовал, что что-то горячее ударило тебя в грудь и ты, выронив винтовку, упал. Солдат так и не понял, что умер, и он видел, как захлебнулась атака. Только, когда сержант, отступая, поднял его винтовку - осознал, что убит. Он не был комсомольцем и не был сильно верующим, но не увидел ангелов и бога, а просто лежал и все видел. В последующие дни было несколько атак, и на поле легли бывалый сержант, и молоденький лейтенант, с непонимающей улыбкой на губах, как его могли убить, ведь война еще не закончилась и многие другие. Потеряв, почти весь батальон командование дивизии решило перейти к обороне. Через месяц немцы, боясь попасть в окружение, отошли. А солдат так и лежал - его заносило снегом, морозил мороз, но он ничего не чувствовал. Прошло больше месяца, когда на поле появилась женщина. Солдат подумал, что могло ее привести зимой в поле, где, кроме мертвых солдат, ничего не было. Но вопрос скоро разрешился. Она, поглядев на него, остановилась и достала топор. В ее взгляде была мука, и из глаз текли слезы, она тихо прошептала: ''Прости солдатик'' - и занесла топор. Солдат вспомнил, что когда они стояли в деревне, ему рассказывали, что некоторые женщины отрубают у наших мертвых солдат ноги с валенками и потом дома, когда они оттаивали, снимали их и меняли на еду. Солдат не осудил женщину, он знал, что шла война, а детей надо было чем-то кормить, ему мертвому валенки были уже не нужны, а кому-то они могли спасти жизнь. Он немного сожалел о них, ведь это были те самые валенки, которые принесла ему жена на станцию и это было память о ней.
Пришла весна, и весенние дожди обмыли его, а потом весенняя травка проросла сквозь него, раздвигая сгнившее сукно, и зашумела над ним. Он пролежал так, целое лето с его жаркими днями и осень с ее проливными дождями. Потом пришла зима и заботливо укрыла солдата снегом.
На следующую весну пришли на поле подростки 14-15 лет, парни и девушки, которым надо было сидеть за партами, влюбляться, веселиться, но в их глазах была горечь утрат и огонь войны. Они сносили все то, что осталось от солдат в ближайшие воронки и засыпали их. К нему подошла девчушка, больше он ее ни как не мог назвать, и вдруг, заплакав, опустилась и подняла то, что осталось от него руками, и понесла к воронке. И в этот момент, солдат почувствовал какое-то незнакомое чувство - он узнал, что эта девчушка была разведчицей в партизанском отряде, за что были расстреляны ее родители, а от брата еще осенью пришла похоронка, и теперь на весь мир она осталась одна и солдат заплакал, заплакал, так как плачут мужчины - скупо и зло зато, что он погиб в первом бою и не смог убить ни одного врага, за эту девчушку, за всех кого искалечила война. Но никто не мог его услышать. Она бережно опустила его в воронку и засыпала. И вот когда его засыпали, он увидел всех, кого сегодня хоронили на поле: бывалого сержанта, у которого оказалось трое детей и жена, оставшиеся в оккупированном Киеве; молоденького лейтенанта, который оставил мать в Москве и многих других из Минска, Воронежа, Рязани и других городов. А потом увидел всех погибших, как будто земля, которую он любил, показывала всех, которые погибли, защищая Родину: от лесов и болот Карелии и до Кавказских гор. Солдат увидел отца, погибшего в болотах под Ленинградом; брата, лежавшего в небольшой балке под Сталинградом; сестру погибшую со всем госпиталем и многих других: рядовых, лейтенантов, капитанов. Увидел и того капитана, кому достались его валенки - он погиб где-то в Белоруссии.
Он лежал в земле, а над ним проходили летние дни и зимняя пурга, и солдат еще чего-то ждал. Закончилась война, а он все ждал. Над ним колосилась пшеница, которая своими корешками обнимала его, проезжали тяжелые комбайны, собирая зерно; он не видел, но чувствовал. Он чувствовал, когда над ним пробегали дети, которые уже не знали войны; шли влюбленные, и от их любви становилось чуточку теплее солдату. Но еще теплее было солдату от Вечного огня, зажегшегося во всех городах, ведь он напоминал всем о неизвестных солдатах погибших за Родину, а солдат тоже был неизвестным. Он не знал, что случилось с его женой и этого его угнетало.
Прошло очень много времени, перестали засевать поля над солдатом и реже стали бегать дети, а солдат все еще чего-то ждал. И вот он почувствовал, что кто-то копает над ним. Лопата, скребанув по ребрам, выкинула наверх землю, и обрушилась на ребра, круша их и ломая позвоночник. Солдат закричал, закричал от боли, но не физической боли, а от безразличия. Лопатой выковыряв череп, его выкинули на отвал и солдат увидел того, кто его копал. Это был парень почти одного с ним возрастом, лицо не выдавало в нем слабоумного, но от него веяло могильным безразличием. Подошел еще один парень, пнув ''его'' каску, сказал: ''И у тебя краснопузый.'' Получив подтверждение, выругался: ''Ну, дед, пердун старый, сказал же я ему, покажи, где немцы лежат, а он, сука, нам обратно краснопузых указал, с них же навару нет! Ну, у тебя я вижу, хоть две эргэдешки есть''. Парень, подняв с отвала одну из гранат, ковырнул ее ножом, и сказал: ''Хоть тол не сгнил, побаловаться можно''. Указав на череп, сказал: ''У тебя первый, вот и возьми трофей, залакируешь и будешь девчонок шокировать, скажешь, эсэсовец - они на это западают''.
Вот теперь череп солдата лежит залакированный на столе в квартире, а его косточки белеют где-то в поле у безвестной деревушки. На столе рядом с ним лежит ''Майн кампф''. Парень часто летом уезжает и приезжает бородатый с ''трофеями''.
И вот в один из весенних дней солдат почувствовал то, что испытал, когда его хоронила девчушка. Солдат увидел деревню, на краю которой собрался народ, много красных гробов и священника, и вдруг, с четкостью увидел свою жену у одного из гробов, постаревшую, но это была она, увидел черный эбонитовый медальон в ее руках и человека в защитной форме, который что-то тихо ей рассказывал. Слезы в ее глазах сказали ему, что она ждала его. И понял, что наконец-то он дождался, и почувствовал такую легкость, что с каждым взмахом кадила священника поднимался все выше и выше, и вместе с ним поднимались и бывалый сержант и молоденький лейтенант и много, много из тех с кем он погиб когда-то на поле у безымянной деревушки. И невидимое сияние разлилось над гробами.


Эпилог


Пожарные осторожно вошли в еще дымящуюся и пахнущую гарью квартиру. На полу были лужи воды, с потолка еще капало. Первый сказал:
- Да, полностью сгорела квартира.
- Ребята говорят, что в одной комнате еще что-то уцелело.
Осторожно обходя то, что раньше было диваном, пожарные вошли в комнату.
- Ребята говорят отсюда, и началось возгорание.
В комнате остался только обгоревший стол, в глаза бросался белый, залакированный череп. Если все остальное было обгорелое или покрыто копотью, то череп был неестественно белым и стол вокруг него был нетронут огнем.
- Вот про это ребята и говорили. Когда они зашли, почти вся комната была в огне, а вокруг черепа было сияние.
- Петрович, может они у тебя, угарным газом надышались.
- Да нет, они же в масках были.
- Ну, тогда все ясно - преломление на стекле масок. А возгорание оттого, что пострадавший заснул с сигаретой в постели.
Один из пожарных, присев, вытащил из груды пепла корешок какой-то книги. ''Майн Кампф'' - прочитал он.
- Ладно, пошли хватит дышать гарью - сказал первый.
Второй, поднявшись, пошел за первым. И когда они выходили из комнаты, второй спросил:
-- Слушай, Михалыч, а кто написал ''Майн кампф''
-- Гитлер - ответил второй - Парень пошел за своим кумиром.
-- Почему?
-- А тот, то же сгорел заживо.

Автор Черняев Игорь Александрович. 7.1.2001.

http://zhurnal.lib.r...aleksandrowich/

[Винету-3]

мдя...ничего не скажу.... помолчураньше интересовался военной копаниной.. не барыжничал, не копал для коммерции.. а так.. для себя..стыдно как то когда радовался немецкому ножу или пряе..советскому штыку конечно тоже очень радовался.... но...жаль не откопал никого из бойцов... сумел бы немного замолить грехи, похоронив кости одного из дедов наших....наверно после таких рассказов я и перешел копать обычный хабар.. невоенный...