13. Поисковики и милиция.
Да что тут рассказывать...
Ничего особенного.
Я уже говорил, есть поисковики черные, есть серые, есть красные.
Типа красные - это мы.
Это те, которые с документами катаются. Дебилы мы...
Интересно. Мне припаяют статью о 'дискриминации социальной группы' как это было с блоггером Терентьевым?
1996. Лезно.
С нами стояли курсанты из Пушкинского высшего военного инженерно-строительного училища. Ох, блин, и оторвались они там...
Подрывали всяко-разно-безобразно.
Был там и милиционер-капитан, в чьи обязанности входило отслеживать расход боеприпасов, приемка ВОПов (взрывоопасных предметов) и стволов.
Мы все честно сдавали ему. Когда он был трезв...
А трезв он был, наверное, только по утрам.
Нашли винтовку. Треху. Приклад и цевье, понятно, сгнили. Витёк - наш мастер по оружию - снял затвор, вымочил его в масле из-под рыбьих консерв, прочистил ствол, выточил приклад...
Шомпол мы тоже подобрали.
В последний день подарили винтовку местным поисковикам. Патроны тоже были. Стреляли 'до усери', как выражалась моя бабушка, Царствие ей небесное.
Не надо волноваться, не надо... Ствол они потом просверлили, говорят, висит в местном музее. Я, правда не видел, врать не буду. Но говорят.
А мент спал... Спасибо ему, что спал. Он же и рассказывал, как в восьмидесятые года они приехали по плану антиалкогольной кампании в это же Лезно - изымать самогонные аппараты. Дедок один как раз перепил. Высунул из чердачного окна 'Максим' и давай поливать Ментов! 'Фрицы не пройдут!' - орал. Фрицы-то не прошли который раз, по причине дедовской белой горячки. А вот менты отобрали и пулемет и аппарат. Ну и шее накостыляли. Как без этого. Погрозили пальцем и уехали. Что с контуженного возьмешь?
В том году я вместе с пушкинскими курсантами увез в 'Урале' в Питер мешок железа. Каски там, штыки, гранаты...
Причем гранаты целые. То есть с толом.
Ну и патроны. Куда ж без них.
Приехал. Понес это барахло в местный музей. Сначала там отнекались. Мол, директора нет. Я честно все утащил домой.
А через час за мной пришли...
Слава Тебе Господи, что я родился и вырос с теми пацанами, которые ко мне пришли. А что? Городок-то тридцать пять тысяч...
Я им все радостно показал - 'Вот штык, вот граната!'
Выпили мы тогда много. Очень много. А железо конфисковали. В том числе и тот самый котелок с восемнадцатью фамилиями... У кого-то он сейчас на даче валяется...
1998. Демянск.
Сентябрь это был...
Для многих это ничего не значит. Сентябрь и сентябрь.
Мы в ту ночь ждали поезда до станции Лычково.
А в это время взорвали дом на Гурьянова. Да. Именно в ту ночь. 8 сентября.
Через пять дней взорвут дом на Каширской.
Мы спокойно уехали работать. Мы ничего не знали. И ничего не знали, когда возвращались обратно. Пока не приехали...
Понимаю ФСБ и УВД. Все каналы надо отследить. Но, как обычно у нас, все превращается в фарс.
С того года нас шмонают по страшному.
2000. Демянск.
Стоим на Московском вокзале в Питере. До отправления - десять минут.
- Ваши документы.
Протягиваю паспорт. Два молоденьких, лет восемнадцати, мента. Стажеры. Рядом кинолог с овчаркой.
У собаки истерика - она исходит слюной, бросаясь на меня, падает на спину, закатывает глаза...
Для нее кошмарный угар пороха, тола и трупов.
- Мы поисковики! - гордо так! Ребята, мы же свои, мы же...
- Пройдемте!
Рядом пацаны затаскивают рюкзаки в вагон.
- Провожающие, выходим!
- Мужики, поезд... Я командир, вот документы!
- Пройдемте! - железный голос в ответ.
Из поезда, что стоит на другой стороне платформы, выпадывают два пьяных в говно азербайджанца. Или армянина. Или дагестанца. Или... Да не понимаю я в них!
Что они там делали? Тот поезд стоит уже полчаса, если не больше!
Троица ментов кидается в обратную сторону. Забирают под 'белы' рученьки кавказцев и уводят. Старший ухмыляется, обернувшись. Я заскакиваю в вагон.
Сашка, белея мордой лица:
- Командир, прости!
Достает из верхнего клапана рюкзака полкило тринитротолуола:
Играю желваками. Прячу взрывчатку в пакет. Жду, жду, жду... Через два часа выкидываю пакет из окна туалета в привыкший ко всему Волхов.
Не люблю ездить с детьми. Следи не следи...
2009. Старая Русса.
Ехали домой уже они. Пересадка в Новгороде. Подходит наш к местным. Пьяный в драбадан:
- Мужики, а где здесь сортир? Я тут поисковик...
Мужики оказались ментами в штатском.
Тридцать три патрона и 'лимонка' в рюкзаке.
Срок...
2001. Волховстрой.
- Рюкзак снимите, пожалуйста.
Снимают рюкзак.
Поездные милиционеры делают обыск - 'Антитеррор'! - штык. Три патрона. В рабочей одежде.
Дали девчонке два года условно. Вот так.
Сами виноваты. Не люблю ездить с детьми...
2008. Синявино.
Часа три ночи. Сирена. Выскакивают все из землянок - кто в чем.
Облава.
Менты по периметру лагеря. Обыск в землянках и палатках. Ничего не нашли. Дураки...
Когда копали для себя землянку - подняли две гранаты. Выжгли.
Делается это просто.
Когда поднимаешь гранату - 'эфка'-то или 'РГД' - немецкие реже встречаются - сначала смотришь - есть там взрыватель или нет?
Лимонки - они если без взрывателя, то с пробкой. РГ - там сложнее. Сверху дырочка, закрывается она такой защелочкой. Вот, чтобы понять - есть в этой дырочке взрыватель? - красная палочка - сбиваешь грязь лопаткой. Может и бахнуть, между прочим... Одному так в ягодицу осколком прилетело... Но это другая история!
Если взрывателя нет - технология такая. Откручиваешь пробку (если это 'лимонка') или пробиваешь дырочку под ручкой (РГД) и кидаешь в костер.
Ага! Вот так прямо и кидаешь!
Минут через пять-десять тол начинает кипеть и гореть. Полчаса - и он выгорел. Граната готова к безопасному употреблению.
Две 'Лимонки' или три 'РГД' - и восьмилитровый котел вскипел! Впрочем, я это уже писал...
Дома у меня сейчас лежат 'ПОМЗ', полтинник и 'лимонка'.
Минометки так же, кстати, уничтожаются. Надо только посмотреть на донышко - есть ли там удар по капсюлю? Если нет - можно честно снимать ключом взрыватель и в костер!
Вот какой дурак 'ПОМЗ' снял и выжег я не знаю. Я ее в Севастополе пустую нашел. И привез домой. Так же, впрочем, как и немецкую шток-мину. Это такая бетонная хрень, начиненная гвоздями. Какой-то идиот нашел, обезвредил и выбросил. А мы подобрали.
У меня дома нет ничего. Только полный дебил повезет с собой из поиска стволы или мины с гранатами.
Потому как нас пасут от дома до дома.
В любой момент могут приехать и обыскать.
Я к этому уже привык.
И вот она, странность... Можно ехать одному туда. В июне, июле, августе... И вплоть до следующего мая. Тебя не тронут. А вот нас шмонают. Красных по-черному... Ровно так. С двадцать второго апреля по восьмое мая. В это время у ментов 'Антитеррор'...
Потом он заканчивается...
14. Заключение.
Я не знаю, смог ли я рассказать - что такое для меня война. Для меня - не служившего в армии и никогда не воевавшего.
Для меня и для моих друзей.
Вряд ли смог. Потому что это невозможно рассказать. Я сейчас пишу эти строки и снова ком в горле. У меня снова сегодня приступ поискового синдрома. Так я это для себя называю. Я не укоряю вас в том, что вы это не можете понять. Мне это и не надо. Более того.
Любой, кто начинает мне сочувствовать и 'понимающе' кивать головой - становиться для меня - почему?!? - врагом. А тот, кто меня начинает хаять за это - того я понимаю... Почему? Я не знаю.
Лучше молчать, да... Так я себя честнее чувствую. Не знаю почему. Не спрашивайте. Иначе мне стыдно. Что так, что так - стыдно. Поэтому - лучше промолчать.
А я все равно - говорю!
Многие ли из вас могут понять - как это? - заходить живым к убитому домой? Я и сам это не понимаю. Я не люблю встреч с родственниками.
Нет. Не так, как это делают офицеры, чьи пацаны легли под бандитскими пулями. Им гораздо тяжелее.
Наши родственники радуются. Радуются тому, что их прадеды - от которых остались лишь редкие фотографии - вдруг нашлись.
Странная вещь эта жизнь...
Есть те, кто плачут, есть те, кто радуются. А есть те, кто выпячивают себя на фоне своих убитых дедов... Есть. Я видел. Не хочу об этом говорить. Но это есть.
Я понимаю. Легче хоронить деда, чем внука. Отца, чем сына.
Если к тебе, читатель, придет поисковик и протянет весточку из прошлого...
Помни. Твой дед погиб пацаном. Он успел малое в своей жизни.
Он не успел слетать в космос или написать книгу. Он мало, что успел.
Он успел только сделать твоего отца и поймать в грудь пулю. Пулю, которая не досталась тебе.
Да, да... Именно тебе! Потому что иначе он бы вместе с тобой сгорел бы в концлагере... И никто не знает - как бы этот лагерь назывался? Аушвиц? Балаково? Котельнич?
Не смотрите с ухмылкой на пацанов, одевающих дома камуфляж. Не стоит. Этот камуфляж - единственное звено между ними и нами.
Не стоит нас понимать. Не надо.
Есть простые вещи в этом мире. Очень простые.
Я.
Ты.
А между нами ведро с костями твоего и моего деда.
Нашего деда.
Знаешь, читатель, я завидую им. Да, именно тем пацанам, чьи куски мы носим в мешках из-под сахара, каждую весну. Я завидую им.
У них была жизнь.
У нас, вроде бы, тоже есть.
Бегаем за деньгами по городам и весям. Пыжимся, стараемся.
Я бы хотел иметь смыслом жизни - поймать ту пулю, которая не достанется другому. Я идиот, правда? Да не стесняйтесь. Я - идиот. Я не хочу бегать за баблом. Мне надоело. Я устал выживать. Я хочу жить. Пусть хотя бы одну секунду.
Иногда мне кажется - нет! Это не я! Это не мы! Это не я лежал под танками на Лезнинском плацдарме. Это не я шел в атаку на кинжалы пулеметов под Водосом. Это не я жрал толовые шашки в Демянске. Это не я вытекал кровью в снег под Тверью. Это не я бежал с палкой в руке на Синявинские высоты. Это не меня накрыло минометами на Мекензиевых горах.
Это не меня. Жаль.
Это не нас...
Сны... Почти четыре утра сейчас. Сегодня опять присниться поисковый сон. Я знаю. Я привык к этому. Я чувствую их. Почти под утро я лягу спать. Когда проснусь - первое, что мне захочется - выпить. Потому что...
...- Сержант, ты че, охуел что ли?
- Не подходить, уроды, не подходить!
Я лежу на сухой, серой от жажды траве. В руках сопло огнемета. Рядом бойцы. Иссохшие языки облизывают черные губы.
- Сержант! Может, обойдется, а? - просит кто-то из толпы почти очумевших рядовых.
В колодце трупы парней, заколотых немцами штыками в госпитале. Мы уже неделю тащимся по балкам прихарковья. Единственное что у нас есть - утренняя роса на винтовках... Винтовках без патронов. И только у меня на самом дне ранца остатки горючки...
...- Горит! Смотри, горит! - Парень в новенькой, еще не выгоревшей пилотке, тычется в землю, пряча взгляд от сгорающего в небе 'Ила'.
А я смотрю.
Стиснув зубы и сощурив глаза - я смотрю. Письмо из дома вчера пришло. Братан стрелком сгорел вот так же...
...Смотрю только на руки себе. Из блиндажа вытаскиваем частями - рука, нога, таз...
Еще дымятся мужики. Прямое попадание.
Голова в моих руках. Улыбается мне. Глаза открыты. Кажется, подмигивает.
Обшариваем кровавые, склизкие карманы в поисках документов...
...Молча смотрю на пепелище дома. Мелкий снег падает с сурового русского неба. Между землей и небом болтаются на виселице четыре трупа.
Отец с редкой, седой бородкой.
Мать, с лицом расцарапанным в кровь.
Мальчик и девочка. Десятка еще не выжили...
...Граната шипит и крутится под твоими ногами. Еще миг и взорвется. А я почему-то смотрю на нее. Смотрю и падаю. Нет, не падаю. Ложусь и не успеваю. Не успеваю...
...- Комиссарен, юден, коммунистен! Выйти из строя!
Я не комиссар, не еврей, не коммунист. Но почему-то делаю шаг вперед. Рядом чувствую плечо друга. Плюю в лицо немцу и прыгаю на него. И ловлю автоматную очередь...
...Глажу по головочке маленькую белобрысочку. 'Нихт шиссен, нихт шиссен!' - бормочет в кулак ее мать. Я подмигиваю ей. Даю шоколадку девочке. Выскакиваю на улицу. Тупая дура фаустпатрона летит в меня...
...- Девочка моя..
- Любимый мой...
Окоп. Рядом снайперка. Четыре зарубочки на прикладе.
Срываю с себя и с нее телогрейку, гимнастерку, нижнюю рубаху.
Приникаю губами к синяку на правом плече.
- Война все спишет, милый мой...
- Война все спишет!
Мы вдвоем на дне окопа. Остальные убиты. Она и я. И рядом немцы. Сейчас они пойдут, сейчас, хорошая моя, потерпи...
Война все спишет!
Вы думаете это я вот прямо сейчас придумал?
Вот сел и придумал эти сны?
Думайте как хотите.
Я после каждого такого сна не могу нормально жить. Я просыпаюсь - и мне хочется нажраться в хлам.
Я включаю военные песни.
Я смотрю военные фильмы.
Я - ненормален. У меня поисковый синдром.
Я живу не сегодня и не завтра. Я живу в ту войну и она мне снится каждую ночь.
Об этом знаю только я и только я об этом рассказал.
Субъективно. Неправильно. Все не так... Все не так...
Я знаю.
Не хотите - не верьте.
Мне все равно.