1352947946_6.t5xtws5roao4s48ss0808gss.ejcuplo1l0oo0sk8c40s8osc4.th.jpeg 121,76К
0 Количество загрузок:
Последняя набеговая операция
5 октября 1943 г. командующий Черноморским флотом вице-адмирал Л.A. Владимирский подписал боевое распоряжение, согласно которому 1-й дивизион эсминцев во взаимодействии с торпедными катерами и авиацией флота в ночь на 6 октября должен произвести набег на морские сообщения противника у южного побережья Крыма и обстрелять порты Феодосия и Ялта. Цель операции — уничтожение плавучих средств и десантных кораблей противника, покидающих Керчь. Общее руководство действиями кораблей поручили начальнику штаба эскадры капитану 1-го ранга М.Ф. Романову, находившемуся на командном пункте в Геленджике.
Здесь сразу отметим, что если для подготовки отряда кораблей к решению типовой задачи суток могло быть достаточно, то для отработки всех вопросов организации с другими родами сил, например авиацией, скорее всего их не хватит. Одно дело, если командиры участвующих в операции сил могут быть собраны на инструктаж вместе, а потом еще уточнить детали друг у друга. Совсем другое дело, если все участники принимают свои Решения отдельно друг от друга. Еще хуже, если эти Решения заслушивают и утверждают разные военачальники. В данном случае так и получилось.
5 октября с 4:30 до 17:40 девять самолетов 30-го разведывательного авиаполка вели разведку плавучих средств противника на морских коммуникациях в северо-западной и западной частях Черного моря, на коммуникации Керченский пролив — Феодосия. Авиационная разведка обнаружила: в 6:10 в районе Алушты — 4 тральщика, 12 быстроходных десантных барж и 7 барж, в 12:05 — этот же конвой в районе Балаклавы; в Феодосии в 6:30–23 быстроходные десантные баржи, 16 самоходных понтонов и 10 сторожевых катеров; в 12:00 на внешнем рейде — 13 быстроходных десантных барж, 7 самоходных понтонов и 4 сторожевых катера; в 13:40 в заливе — 8 рассредоточенных быстроходных десантных барж; в 16:40 в порту — 7 быстроходных десантных барж, 2 самоходных понтона и на рейде — 9 быстроходных десантных барж, 4 самоходных понтона и 3 сторожевых катера; с 7:15 до 17:15 в Керчи — 20–35 быстроходных десантных барж и самоходных понтонов; в Керченском проливе (в движении Еникале — кордон Ильич) — 21 быстроходную десантную баржу и 7 самоходных понтонов; между Еникале и косой Чушка — 5 быстроходных десантных барж и повторным наблюдением в 13:00 — быстроходную десантную баржу, 10 самоходных понтонов и 7 сторожевых катеров, а в 17:05–18 быстроходных десантных барж и 4 самоходных понтона под прикрытием четырех самолетов Me-109; в 11:32 в районе Ялты — быстроходную десантную баржу; в 17:20 между пунктами Керчь, Камыш-Бурун и коса Тузла (в движении) — до 35 быстроходных десантных барж и 7 самоходных понтонов.
Таким образом, на коммуникациях вдоль Крымского побережья между Керчью и Ялтой находилось большое количество плавсредств противника, большинство из которых до наступления ночи из района уйти не могли.
Для выполнения поставленной боевой задачи выделялись лидер «Харьков», эскадренные миноносцы «Беспощадный» и «Способный», восемь торпедных катеров, а также самолеты ВВС флота.
За сутки до выхода лидер и эсминцы перебазировались в Туапсе, а за четыре часа до начала операции командиры кораблей получили боевые распоряжения; инструктаж проводил лично командующий флотом. Совсем по-другому выглядело доведение боевой задачи до авиации. Например, командир 1-й минно-торпедной авиационной дивизии полковник Н.А. Токарев свое Решение на предстоящие боевые действия принимал на основании устного Решения ВРИД командующего ВВС флота. Причем это решение до командира дивизии довел в 23:00 (!) 5 октября офицер оперативного отдела штаба ВВС майор Букреев. Какое согласование вопросов взаимодействия, если корабли уже были в море!
Само Решение командующего 1-й мтад в отношении дивизии сводилось к следующему:
а) одним самолетом Ил-4 в 5:30 6.10.43 года произвести доразведку плавсредств на рейде и в порту Феодосия в интересах артиллерийской стрельбы эсминцев, после чего приступить с 5:30 до 6:00 к корректировке;
б) четырьмя самолетами Ил-4 в период с 5:30 до 6:00 подавлять огонь береговых артиллерийских батарей противника, расположенных на мысе Киик-Атлама, Коктебель, Феодосия и Сарыголь;
в) с 6:00 от точки 44°5′ 35°20′ истребителями Р-39 «Аэрокобра» и Р-40 «Киттихаук» (из состава оперативно подчиненной эскадрильи 7-го истребительного авиаполка 4-й истребительной авиадивизии) прикрыть отход и переход эсминцев до точки 44°10′ 38°00′;
г) в 7:00 девятью Пе-2 40-го авиаполка пикирующих бомбардировщиков под прикрытием истребителей уничтожать плавсредства в порту Феодосия и сфотографировать результаты артиллерийской стрельбы кораблей.
Кроме этого ближе к побережью Кавказа истребительное прикрытие предполагалось осуществить двенадцатью самолетами ЛаГГ-3 и Як-1 4-й авиадивизии.
Согласно Решению, принятому командиром 1-й авиадивизии, обеспечение обстрелов портов Ялта и Феодосия планировалось осуществить на рассвете 6 октября с помощью самолетов-корректировщиков Ил-4. Предусматривалось подавление береговых батарей противника авиагруппой в составе двух бомбардировщиков Ил-4 и двух DB-7B «Бостон». Кроме этого девять Пе-2 40-го авиаполка под прикрытием шести «Аэрокобр» 11-го истребительного авиаполка должны были с пикирования нанести удар по плавсредствам противника на рейде и в порту Феодосия.
Для прикрытия кораблей выделялись: от Феодосии до точки 44°26′ 35°24′ с 6:00 до 8:00 четыре Р-40 7-го авиаполка; между точками 44°26′ 35°24′ и 44°13′ 36°32′ с 8:00 до 10:00 два Р-40 того же полка; между точками 44°13′ 36°32′ и 44°12′ 37°08′ с 10:00 до 11:00 два Р-39 11-го авиаполка; между точками 44°12′ 37°08′ и 44°11′ 38°02′ с 11:00 до 12:30 два Р-40 7-го авиаполка.
Согласно отчету флота по проведенной операции шесть Р-40 — это все, чем располагал ЧФ. Но на 15 октября в составе 7-го полка числилось 17 исправных «Киттихауков», еще пять имел 30-й разведывательный полк. Сомнительно, чтобы все эти машины появились после 5 октября. В течение октября ВВС ЧФ получили восемь Р-40, один был списан актом, а на 1 ноября в ВВС ЧФ насчитывался 31 «Киттихаук».
С наступлением темноты в 20:30 5 октября корабли под командованием командира 1-го дивизиона капитана 2-го ранга Г.П. Негоды (брейд- вымпел на «Беспощадном») вышли из Туапсе. Около часа ночи лидер «Харьков» (капитан 2-го ранга П.И. Шевченко) с разрешения командира отряда начал движение к Ялте, а эсминцы продолжили путь к Феодосии. Но не кратчайшим путем, а так, чтобы подойти к порту со стороны темной части горизонта.
После двух часов ночи корабли обнаружили германские самолеты-разведчики. Таким образом, скрытность действий обеспечить не удалось, хотя командир отряда сохранял радиомолчание и доложил о своем обнаружении только в 5:30. Впрочем, начальник штаба эскадры уже догадывался о потере скрытности, так как о самолете-разведчике доложил в 2:30 командир лидера.
Но М.Ф. Романов не знал другого… Оказывается, авиационная разведка противника обнаружила эсминцы еще в Туапсе, сразу по их прибытии, что дало основание германскому адмиралу Черного моря вице-адмиралу Кизерицки предположить возможный рейд советских кораблей к берегам Крыма. При этом он не отменил спланированный ранее выход конвоя из Керчи в Феодосию после полудня 5 октября, что зафиксировала наша воздушная разведка. Около 22 часов 5 октября немецкая радиопеленгаторная станция в Евпатории доложила, что по крайней мере один эсминец вышел из Туапсе. В 02:37 начальник морской комендатуры «Крым» контр-адмирал Шульц объявил боевую тревогу районам морских комендатур портов Ялта и Феодосия. С этого времени советские корабли уже ждали.
Ровно в полночь 6 октября из своей базы в Двуякорной бухте вышли германские торпедные катера S-28, S-42 и S-45, занявшие позицию южнее идущего под берегом конвоя. В 02:10 командир группы капитан-лейтенант Симс получил оповещение от самолета-разведчика об обнаружении им двух эсминцев, идущих на запад с большой скоростью (обратите внимание: связь разведсамолет - торпедный катер!). Понимая, что перехватить до рассвета советские корабли не удастся, Симс приказал командирам торпедных катеров занять позицию ожидания, постепенно смещаясь на запад, к Феодосии. Самолет постоянно наблюдал за эсминцами и доносил их место, курс и скорость командиру германской группы.
Так продолжалось до четырех часов утра, когда советские корабли повернули на север, к Феодосии. Получив донесение, торпедные катера пошли на перехват эсминцев. В 05:04 Симс по радио запросил самолет-разведчик показать место кораблей противника осветительными бомбами — что последний искусно и сделал, сбросив несколько бомб южнее по курсу эсминцев. Таким образом, они стали отлично видны с катеров на световой дорожке. Возможно, только тогда Г.П. Негода окончательно убедился, что его действия не являются секретом для противника, и донес об этом на командный пункт эскадры.
Так и не обнаружив германские торпедные катера и зная, что похожая ситуация имела место в прошлые выходы кораблей к крымским берегам, командир дивизиона решил, что ничего особенного не произошло. С командного пункта эскадры никаких тревожных сведений не поступало, и Г.П. Негода продолжил выполнение задачи согласно плану. В 5:30 советские эсминцы обнаружили выходящие в атаку германские торпедные катера и с дистанции около 1200 м открыли огонь, уклонившись от четырех торпед (на S-42 заклинило прицел, и он атаку не завершил). В ходе боя один 45-мм снаряд попал в машинное отделение торпедного катера S-45, но тот сумел еще в течение 30 минут сохранить полный ход. Последнее для немцев оказалось очень важным, так как советские эсминцы после отражения атаки стали преследовать германские катера!
По приказанию Симса S-28 повернул на юг, пытаясь отвлечь внимание эсминцев, a S-45 в сопровождении S-42, прикрывшись дымовой завесой, начал отход к своей базе в район Коктебеля. Советские корабли тоже разделились, но S-28 после безуспешной торпедной атаки довольно быстро оторвался от своего преследователя, а пара катеров, уходившая на юг, находилась под безрезультатным обстрелом примерно до шести часов утра. К тому времени, получив организованный отпор (после атаки катеров корабли еще обстреляла и береговая артиллерия), Г.П. Негода решил отказаться от обстрела Феодосии, в 6:10 эсминцы легли на курс отхода в точку встречи с лидером «Харьков».
В это утро суждено было произойти еще одной встрече с германскими торпедными катерами, причем совершенно неожиданной для обеих сторон. Около семи часов «Беспощадный» и «Способный» в 5–7 милях южнее мыса Меганом внезапно встретились с выскочившими со стороны темной части горизонта двумя торпедными катерами, явно выходящими в торпедную атаку. Развив максимальную скорость хода, оба эсминца открыли артиллерийский огонь и резко отвернули от катеров. Через несколько минут те тоже отказались от атаки и стали уходить на север.
Обстоятельства сложились так, что два германских катера — S-51 и S-52 — возвращались в свою базу в районе Коктебеля после ремонта в Констанце и их командиры ничего не знали о набеге советских кораблей на порты Крыма. Поэтому встреча с ними для немцев произошла совершенно неожиданно и на такой дистанции, когда нужно было или атаковать, или немедленно уходить. Атаковать в условиях хорошей видимости столь хорошо вооруженные боевые корабли — дело достаточно бесперспективное, но и попытка отхода могла окончиться плачевно — несмотря на ремонт, S-52 не мог развить ход более 30 узлов. Если бы эсминцы организовали преследование, то S-52 было суждено неминуемо погибнуть. В этой ситуации командир группы катеров капитан-лейтенант Зеверс принял решение выйти в ложную атаку в надежде на то, что советские корабли начнут уклонение и отход, не помышляя о контратаке. Так оно и произошло, и германские катера пришли в базу.
Как уже упоминалось, «Харьков» еще в 2:30 донес о своем обнаружении самолетом-разведчиком. По германским же данным, его засекла радиопеленгаторная станция в Евпатории. Начиная с 2:31 начальнику морской комендатуры «Крым» контр-адмиралу Шульцу стали докладывать о ежечасном выходе «Харькова» на связь с радиоцентром в Геленджике. Эта же станция по взятым пеленгам определила направление движения корабля в сторону Ялты. В 5:50 радиолокационная станция, расположенная на мысе Ай-Тодор, обнаружила лидер по пеленгу 110° на удалении 15 км.
Убедившись, что обнаруженная цель не является своим кораблем, в 6:03 германское командование разрешило береговым батареям открыть по ней огонь. Практически в это же время «Харьков» начал обстрел Ялты. За 16 минут он выпустил без корректировки по меньшей мере сто четыре 130-мм осколочно-фугасных снаряда. На огонь лидера ответили три 75-мм орудия 1-й батареи 601-го дивизиона, а затем шесть 150-мм орудий 1-й батареи 772-го дивизиона. По германским данным, в результате обстрела лидера несколько домов получили повреждения, имелись пострадавшие среди гражданского населения. Следуя вдоль берега, лидер сделал 32 выстрела по Алуште, но, по данным противника, все снаряды легли с недолетом. В 07:15 «Харьков» присоединился к эсминцам, шедшим курсом 110° со скоростью 24 узла.
В 8:05 над соединением появились три советских истребителя Р-40. В 08:15 они обнаружили германский самолет-разведчик — летающую лодку BV-138, принадлежавшую 1-й эскадрилье 125-й морской разведывательной группы (I./SAGr 125), — и сбили ее. После этого в 08:20 истребители улетели на аэродром. Из пяти членов экипажа разведчика двое приводнились на парашютах в видимости кораблей, и командир дивизиона приказал командиру «Способного» капитану 3-го ранга А.Н. Горшенину поднять их на борт. Остальные два корабля начали осуществлять противолодочное охранение легшего в дрейф эсминца. Вся операция заняла около 20 минут.
В 8:15 прилетела новая пара Р-40, третья машина вернулась на аэродром из-за неисправности двигателя. Они-то первыми и обнаружили сначала в 08:30 два Ju-88 на большой высоте (по-видимому, разведчиков), а затем в 08:37 ударную группу — восемь пикирующих бомбардировщиков Ju-87 из состава 7./StG3 под прикрытием четырех истребителей Me-109.
Два советских истребителя сорвать атаку, естественно, не смогли, и зашедшие со стороны солнца пикировщики противника достигли сразу трех попаданий 250-кг бомб в лидер «Харьков». Одна из них попала в верхнюю палубу в районе 135 шпангоута и, пробив все палубы, второе дно и днище, взорвалась под килем. Еще по одной бомбе попало в первое и второе котельные отделения. Оба котельных отделения, а также первое машинное отделение оказались затопленными, вода медленно поступала через поврежденную переборку на 141 шпангоуте в котельное отделение № 3.
Таким образом, из главной силовой установки в строю остался турбозубчатый агрегат в машинном отделении № 2 и третий котел, давление в котором упало до 5 кг/см². От ударных сотрясений вышли из строя мотопомпа во второй машине, дизель-генератор № 2, турбовентилятор № 6. Взрывом сорвало и выбросило за борт один 37-мм зенитный автомат, вышли из строя два зенитных пулемета. Лидер потерял ход, получил крен 9° на правый борт и дифферент на нос около 3 м. В этой обстановке командир дивизиона приказал командиру «Способного» буксировать «Харьков» кормой вперед.
Теперь соединение, находившееся в 90 милях от Кавказского побережья, двигалось со скоростью лишь 6 узлов. В 10:10 прикрывавшая корабли тройка Р-40 улетела, но в 9:50 уже прибыла пара Р-39. В 11:01 они закончили баражирование, по их докладу сбив за это время один Ju-88 — видимо, разведчик. В 11:31 для прикрытия кораблей с воздуха прибыли… два бомбардировщика A-20G, а в 11:50 над эсминцами появились 14 Ju-87 из состава 8 и 9./StG3. Естественно достойного отпора они не получили и успешно отбомбились. Два Ju-87 атаковали «Харьков» и прекративший его буксировку «Способный», а остальные стали пикировать на «Беспощадный». Последний, несмотря на маневрирование и интенсивный огонь зенитной артиллерии, получил попадание одной авиабомбы в первое машинное отделение, а вторая разорвалась непосредственно у борта в районе второй машины. В результате взрывов бомб была разрушена наружная обшивка и палуба на правом борту в районе 110–115 шпангоутов, разорвало бортовую обшивку у скулы в районе второй машины, затопило первое машинное и третье котельное отделения, заклинило руль. Началась фильтрация воды во второе машинное и котельное отделения.
Эсминец потерял ход, но остался на плаву с креном 5°-6° на левый борт. По приказанию командира капитана 2-го ранга В.А. Пархоменко начали борьбу за живучесть и для облегчения корабля выстрелили за борт все торпеды, сбросили глубинные бомбы. «Харьков» новых повреждений не получил, но и хода по-прежнему не имел. У «Способного», по некоторым данным, от близких разрывов разошлись швы в кормовой части по правому борту, и он принял около 9 т воды, однако ход не потерял.
Оценив обстановку и послав донесение командованию, командир дивизиона приказал командиру «Способного» начать поочередно буксировку лидера и «Беспощадного». Так продолжалось до того момента, когда после 14 часов на «Харькове» ввели в строй третий котел и корабль смог дать ход до 10 узлов под одной машиной. «Способный» взял на буксир «Беспощадного».
Естественен вопрос: а где были истребители? События развивались следующим образом. В 5:40 командир 1-й авиадивизии получил информацию из штаба ВВС ЧФ об обнаружении наших кораблей авиацией противника. В связи с этим приказали привести в немедленную готовность все выделенные для прикрытия истребители. При создавшейся обстановке командир дивизии предложил не наносить удара Пе-2 по Феодосии, а шесть Р-39, выделенных для обеспечения бомбардировщиков, перенацелить на прикрытие кораблей.
Но это решение не утвердили, приказав продолжить операцию согласно плану. В 6:15 самолеты улетели на бомбардировку Феодосии и возвратились из безрезультатного рейда лишь в 7:55. В 10:30 к кораблям должна была прийти пара Р-39, но она кораблей не обнаружила и возвратилась обратно. В 10:40 вылетает вторая пара Р-39 — результат тот же. Наконец только в 12:21 над кораблями появляется четверка Р-40 — но, как мы знаем, второй удар германская авиация нанесла в 11:50.
Кстати, а как далеко от наших аэродромов германская авиация нанесла второй удар? Так вот, прилетевшие для прикрытия кораблей A-20G обнаружили их в точке Ш=44°25′ Д=35°54′, то есть в 170 км от аэродрома в Геленджике. Судя по отчету 1-й авиадивизии, подлетное время истребителей составляло 35 минут. Авиация противника действовала с удаления порядка 100 км.
A-20Gулетели на аэродром в 13:14, четверка Р-40 — в 13:41. В 13:40 их сменили два Р-39. К этому времени над кораблями также находились четверка Як-1 и четверка Ил-2. В 14:40 «яки» и «илы» ушли, но остались три Р-39 и два A-20G, а в 14:41 со стороны Керчи появились девять Ju-87 из 7./StG3, 12 Ме-109 и два Ju-88. Правда, уже в ходе воздушного боя к нашим самолетам присоединились три Як-1 из 9-го авиаполка.
При обнаружении самолетов противника «Способный» отошел от «Беспощадного». Именно по нему и пришелся основной удар. Корабль накрыло сплошным потоком воды; содрогаясь от прямых попаданий, завалившись на левый борт с увеличивающимся дифферентом на корму, он вскоре быстро затонул. Личный состав, пытавшийся покинуть гибнущий эсминец, в большинстве своем оказался затянут в воронку и погиб.
«Способный» избежал прямых попаданий, однако получил повреждения от разрывов авиабомб в 5–6 м от правого борта в районе носовой надстройки, в 9-10 м по левому борту у второго торпедного аппарата и в кормовой части. От сотрясений корпуса произошел ряд поломок механизмов в котельных и машинных отделениях, приведших к потере хода на 20–25 минут. К тому времени удару подвергся и «Харьков». Он получил два прямых попадания в полубак, несколько бомб разорвалось рядом с кораблем. Все носовые помещения до 75 шпангоута оказались затоплены, от сильного сотрясения корпуса вышли из строя вспомогательные механизмы единственного остававшегося под парами котла, лидер стал погружаться носом с креном на правый борт. Каких-либо существенных мероприятий по борьбе за живучесть провести не успели, и в 15:37, ведя огонь из кормового 130-мм орудия и одного зенитного автомата, «Харьков» скрылся под водой.
Пользуясь тем, что самолеты противника улетели, «Способный» подошел к месту гибели лидера и стал спасать личный состав. Это заняло у него более двух часов. Затем эсминец вернулся к месту гибели «Беспощадного», но успел поднять только двух человек, когда в 17:38 последовал очередной налет. До 24 бомбардировщиков Ju-87 стали пикировать на корабль с нескольких направлений. С небольшим интервалом по времени в «Способный» попало три бомбы весом до 200 кг каждая: в район 18-го и 41-го шпангоутов и в первое машинное отделение. Кроме этого несколько бомб мелкого калибра разорвались в кубриках № 3 и 4.
Корабль почти сразу погрузился носом до палубы полубака, при этом погибли почти все спасенные с «Харькова». В бездействующем первом котельном отделении загорелся мазут из поврежденной магистрали, и из первой дымовой трубы вырвалось пламя. Эту вспышку наблюдали с германской подводной лодки U-9. На «Способном» командный состав предпринял попытку организовать борьбу за живучесть, но через 10–15 минут эсминец потерял остатки плавучести и в 18:35 затонул. Во время последнего налета над эсминцем находились по паре Р-39, Р-40 и Пе-2, но Р-40 в отражении удара участия не принимали по остатку топлива.
Торпедные и сторожевые катера, а также гидросамолеты подобрали с воды 123 человека. Погибло 780 моряков, в том числе командир лидера «Харьков» капитан 2-го ранга П.И. Шевченко. Гибели людей способствовало наступление ночи, ухудшение погоды, совершенно недостаточное количество и несовершенство спасательных средств, которыми располагали корабли.
Подведем некоторые итоги. 6 октября 1943 г. погибли три современных эсминца, которые на тот момент находились в состоянии высокой боевой и технической готовности, были полностью снабжены всем необходимым, количество 37-мм зенитных автоматов на них довели до 5–7, их командиры и личный состав имели более чем двухлетний опыт войны, в том числе борьбы за живучесть при тяжелейших повреждениях (оба эсминца теряли носовые части). Против этих трех кораблей германские пикирующие бомбардировщики Ju-87 действовали в первых налетах группами по 8-14 машин, причем все происходило в зоне действия советских истребителей. Это была четвертая аналогичная набеговая операция, предыдущие три завершились безрезультатно.
Планировал операцию штаб флота. Комплект разработанных документов неизвестен, но во всех отчетах фигурирует только боевое распоряжение командующего флотом № оп-001392 от 5 октября. Наверняка была и какая-то графическая часть. Поскольку корабли вышли из Батуми в передовую базу Туапсе еще в 7:00 4 октября, то очевидно, что командующий принял свое Решение не позже 3 октября. Операцию планировал штаб флота, и ее должен был утвердить командующий Северо-Кавказским фронтом, которому Черноморский флот оперативно подчинялся. Если верить последующему «разбору полетов», то получается, что фронт и не подозревал о проведении набеговой операции. Отметим этот факт.
Как принимали Решения на операцию командиры соединений ВВС, хорошо видно на примере 1-й авиадивизии. Однако с точки зрения организации взаимодействия это ни на что не повлияло. Во-первых, корабли отказались от обстрела Феодосии, а потому не работали с самолетом-корректировщиком. По предыдущему опыту можно сказать, что это одна из самых сложных задач с точки зрения взаимопонимания участвующих сил. Во-вторых, фактически никакого взаимодействия кораблей и самолетов-истребителей не предусматривалось, то есть каждый действовал по своим планам, которые были теоретически согласованы по месту и времени, но не предусматривали совместных действий.
В событиях 6 октября эти изъяны планирования операции просматриваются слабо — и прежде всего из-за мизерности выделенного наряда истребительной авиации. Действительно, какие совместные действия можно было организовать в ходе первого удара противника, когда на два советских истребителя пришлось четыре германских? Во втором ударе четырнадцати Ju-87 противостояли два A-20G. В третьем ударе с нашей стороны участвовало шесть истребителей, но и германских прилетело двенадцать! Во время четвертого удара германских истребителей не было, но двум Р-39 и двум Пе-2 пришлось противостоять двадцати четырем Ju-87.
Можно сказать, что какими бы ни были советские летчики асами, сорвать ни один из ударов они физически не могли. Трагедию можно было предотвратить, если уже после первого налета в 8:37 многократно усилить истребительное прикрытие. А была ли такая возможность?
Да, была. Точное количество истребителей ЧФ на 6 октября нам неизвестно, но на 15 октября ВВС флота располагало исправными машинами с достаточным радиусом действия: Р-40 — 17 (7-й иап), Р-39 — 16(11-й иап), Як-1 — 14 + 6 (9-й иап + 25-й иап). Еще не менее пяти Р-40 имелось в 30-м разведывательном авиаполку, но и без разведчиков флот располагал порядка полусотней истребителей, способных прикрыть корабли на удалении до 170 км, которые могли сделать по нескольку вылетов. Кстати, всего на прикрытие кораблей истребители совершили 50 самолетовылетов.
Естественен вопрос: а сколько было нужно истребителей? Исходя из существовавших нормативов и опыта военных действий, для надежного прикрытия трех кораблей при ожидаемой группировке противника в 10–12 бомбардировщиков без истребителей сопровождения требовалась истребительная эскадрилья, то есть в среднем по истребителю на бомбардировщик. На удалении от аэродрома в 150 км с резервом времени для 15-минутного воздушного боя Р-39 с подвесными баками мог барражировать на высоте 500-1000 м в течение трех часов, а без баков — в два раза меньше. При тех же условиях Р-40 мог патрулировать 6,5 и 3,5 часа соответственно, а Як-1 — час и 30 минут. Эти цифры взяты из нормативов, выработанных по опыту Великой Отечественной войны, в реальных условиях они могли быть меньше.
Но даже если все самолеты летали без подвесных баков (а некоторые истребители точно их имели), если мы уменьшим нормативы процентов на 20, все равно видно, что ВВС флота вполне могли прикрывать корабли эскадрильями в течение порядка восьми часов. Ну пусть шести часов! За это время миноносцы в любом случае добежали бы до базы.
Однако этого не произошло. Прежде всего потому, что командующий ВВС не получил конкретного и однозначного приказания организовать это самое полноценное истребительное прикрытие кораблей. Этого не сделали, хотя сигнал с «Харькова» «Терплю бедствие» зафиксирован в журнале боевых действий штаба ВВС ЧФ еще в 9:10. Только в 11:10 был отдан приказ постоянно прикрывать корабли не менее чем восьмью самолетами — но и это фактически сделано не было.
Теперь надо посмотреть, насколько правильно действовал командир отряда кораблей. Но сначала о самих кораблях с точки зрения их боевой устойчивости от ударов с воздуха. В этом отношении советские эсминцы по состоянию на середину 1943 г. являлись одними из самых слабых в своем классе среди всех воюющих государств. Наших союзников даже рассматривать не будем: универсальный главный калибр, приборы управления зенитным огнем, радиолокация… Германские эсминцы универсального главного калибра не имели, но несли РЛС обнаружения воздушных целей и более десятка зенитных автоматов. Из советских кораблей только «Способный» имел приборы управления стрельбой зенитных 76-мм орудий. К сожалению, сами эти пушки были малоэффективны для стрельбы по воздушным целям, а по пикировщикам — просто бесполезны. Кроме этого «Способный» имел семь 37-мм зенитных автоматов. У «Беспощадного» их было пять, а у «Харькова» — шесть. Правда, у всех кораблей еще имелись 12,7-мм пулеметы, но к тому времени на них уже никто всерьез не рассчитывал.
В общем, никаких откровений мы не сделали: уже с 1942 г. в Главном штабе, в соответствующих управлениях ВМФ и флотов циркулировали всевозможные доклады, записки, донесения, смысл которых сводился к тому, что зенитное вооружение кораблей не соответствует воздушной угрозе. Все всё знали, но ничего кардинального предпринять не могли: единственных доступных средств самообороны — зенитных автоматов — не хватало. Кроме того, многие корабли, те же эсминцы, были настолько загромождены и перегружены, что и ставить автоматы было некуда.
Подобные проблемы имели место во флотах и других воюющих государств. Там ради усиления зенитного вооружения с эсминцев часто демонтировали торпедные аппараты и орудия незенитного главного калибра. У нас по разным причинам на столь радикальные меры ни на одном из флотов не пошли. Те немногие радиолокационные станции, что мы стали получать от союзников, монтировали прежде всего на корабли Северного флота, черноморцы так до окончания военных действий ни одной не получили. В результате советские эсминцы в условиях угрозы воздушных ударов действовать без истребительного прикрытия не могли. И уже тогда это было очевидно всем.
О трагедии 6 октября 1943 г. много писалось как в закрытых, так и в открытых изданиях. При этом нигде не печатались документы, связанные с разбором операции. Известны лишь выводы, изложенные в Директиве Ставки ВГК от 11 октября 1943 г. Однако, уже начиная с первых отчетов, в качестве основного непосредственного виновника назывался командир дивизиона капитан 2-го ранга Г.П. Негода. Прежде всего сразу вспоминают о задержке, связанной с вылавливанием экипажа германского разведчика. Глубокого смысла в подъеме летчиков скорее всего не было. Но, во-первых, не каждый день появляется возможность взять таких пленных. Во-вторых, к крымским берегам ходили уже десяток раз — и ни разу корабли не подвергались действенным массированным ударам с воздуха. Кстати, скорее всего этот факт повлиял и на начальников Г.П. Негоды, после каждого налета надеявшихся, что он будет последним. Даже если вспомнить «Ташкент», то ведь и его потопить в море немцы так и не смогли…
Наконец, в-третьих, надо иметь в виду, что за эти 20 минут корабли, идя со скоростью 24 узла, могли приблизиться к своему берегу на восемь миль, 28-узловым ходом — на 9,3 мили, а если бы развили 30 узлов, то преодолели бы 10 миль. Во всех случаях первый удар был неизбежен, и его результат скорее всего остался бы тем же.
Второй налет состоялся в 11:50, то есть через три с лишним часа. Все это время «Способный» буксировал «Харьков». Каких только ценных и бесценных рекомендаций не выдали комдиву… после войны. Некоторые даже считали, что Г.П. Негода должен был бросить «Харьков» в качестве приманки и отходить двумя эсминцами к базе. Хотелось бы увидеть хоть одного советского военачальника, который бы смог приказать бросить в 45 милях от побережья противника находящийся на плаву эсминец. А если бы противник его не потопил, а взял и привел на буксире в Феодосию? Невероятно? Настолько же, насколько ожидать от советского военачальника, что он бросит посреди моря свой корабль.
Был и второй вариант: снять экипаж и «Харьков» затопить. На это ушло бы минут 20–30. Но кто знал, когда будет следующий налет — и будет ли он вообще. Утопили бы ценный корабль, который могли привести в базу, а авиация противника возьми и больше не появись. Кто за это отвечал бы? Г.П. Негода взять на себя такую ответственность был явно не готов. Правда, получив донесение о повреждении «Харькова», командующий флотом дал шифровку именно с таким распоряжением. Но, во-первых, этой телеграммы в Архиве ВМФ не найдено, а здесь есть очень важный момент: командующий затопить «Харьков» приказал — или только рекомендовал? Согласитесь это не одно и то же. Во-вторых, по некоторым данным, эта шифровка до второго налета к Г.П. Негоде не попала.
Ну, и в-третьих: зная время третьего налета, можно с уверенностью сказать, что при любых действиях командира отряда корабли бы его не избежали. Ситуацию с истребительным прикрытием мы уже разобрали, так что результат удара скорее всего также не изменился, но события бы произошли раза в два ближе к нашему берегу.
Завершая разговор о месте и роли командира дивизиона в описываемых событиях, отметим, что единственным решением, которое действительно предотвратило бы трагедию, могло стать прекращение операции после того, как стала очевидной потеря скрытности действий сил. Но, опять же, это с позиции сегодняшнего дня — а как бы отнеслись к такому решению тогда?
На примере данной трагедии рельефно видно, как советский военачальник оказался заложником ситуации, которую создал не он, а существовавшая система. Независимо от исхода операции (то ли комдив прервал ее еще после потери скрытности, то ли он бросил лидер в качестве приманки и вернулся с двумя эсминцами, то ли сам затопил еще один поврежденный эсминец и вернулся с одним кораблем), Г.П. Негода в любом случае был обречен оказаться в чем-то виновным. Причем предугадать оценку его вины в любом случае никто не мог. Его могли бы подвести под расстрельную статью за потерю одного корабля — и простить при потере всех трех. В данном конкретном случае рубить с плеча не стали, все-таки шел октябрь 1943 г. В целом разобрались объективно: Г.П. Негоду после выздоровления назначили старпомом линкора на Балтику, а службу он завершил в звании контр-адмирала.
Изменение условий обстановки в ходе проведения операции 6 октября не вызвало в штабах, руководивших силами, ответной реакции — все пытались придерживаться ранее утвержденного плана. Хотя после второго удара стало очевидным, что корабли надо в полном смысле этого слова спасать, так как за них взялись всерьез и сами они за себя постоять не смогут. Одновременно выявилась неспособность командования флота руководить проведением операции в условиях динамично меняющейся обстановки (хотя какая, нахрен, динамика, корабли топили более 10 часов!), адекватно реагировать на нее, поддерживать непрерывность управления силами.
Наверное, в этом и кроется главная причина катастрофы, а остальное — это следствия и частности. Здесь мы опять спотыкаемся о качество оперативно-тактической подготовки офицеров штабов, о неспособность их анализировать складывающуюся обстановку, предвидеть развитие событий, управлять силами в условиях активного воздействия противника. Если приобретенный опыт уже позволял органам управления в основном справляться со своими функциональными обязанностями по планированию боевых действий, то с реализацией этих планов все обстояло хуже. При резком изменении обстановки, в условиях цейтнота решения надо принимать быстро, зачастую не имея возможности обсудить их с коллегами, утвердить у начальников, произвести всесторонние расчеты. А все это возможно только в том случае, если управленец, какого бы масштаба он ни был, обладает не только личным опытом, но и впитал в себя опыт предшествующих поколений, то есть обладал реальными знаниями.
Что касается дополнительных сил, то если бы командующий флотом, как это требовалось, доложил о своем намерении провести набеговую операцию командующему Северо-Кавказским фронтом и утвердил бы у него ее план, можно было бы рассчитывать на поддержку ВВС фронта. Во всяком случае, понимая свою часть ответственности за результат, командование фронта не занимало позицию стороннего наблюдателя.
В заключение надо сказать о цене, которую заплатил противник за гибель трех эсминцев. По данным ВВС ЧФ, немцы потеряли разведчик, Ju-88, Ju-87 — 7, Me-109 — 2. По германским данным, установить точное количество потерь не представляется возможным. В течение всего октября 1943 г. участвовавшая в налетах III/StG 3 потеряла от боевых причин четыре Ju-87D-3 и девять Ju-87D-5 — больше, чем в любой другой месяц осени 1943 г.
После гибели последнего из черноморских лидеров и двух эсминцев в строю остались только три современных корабля этого класса — «Бойкий», «Бодрый» и «Сообразительный», а также два старых — «Железняков» и «Незаможник». С этого времени корабли эскадры Черноморского флота более в боевых действиях не участвовали до самого их окончания на театре.
Мы уже делали некие промежуточные выводы, разбирали неудачные или не совсем удачные действия сил Черноморского флота. Обобщая, можно сказать, что основной причиной неудач являлся человеческий фактор. Материя эта тонкая, многогранная. Но при допустимых упрощениях можно сказать, что человеческий фактор негативно мог повлиять на исход военных действий в трех основных случаях.
Первое — это предательство. По этому поводу нужно отметить, что победу в Великой Отечественной войне прежде всего принесла беззаветная любовь советского народа к своей Родине. Он встал на защиту своего Отечества, своих близких и родных от возможного порабощения. Именно это являлось первопричиной массового героизма советских людей на фронте и в тылу. Правда, говорят, что героизм одних — это идиотизм других, обычно их начальников, которые своими действиями загоняли людей в безвыходное положение. Однако у подобных безвыходных положений, извините за каламбур, как правило, имелось как минимум два выхода. И абсолютное большинство выбирало подвиг, а не предательство. Естественно, здесь ни в коей мере не имеются в виду советские воины, попавшие в плен в силу независящих от них обстоятельств.
Если принять эту точку зрения, то надо сразу исключить какой-либо злой умысел при планировании и проведении операций. Разбор всех неудачных действий советского ВМФ в годы войны не дает ни единого, даже самого малейшего, повода для подобных подозрений.
Второе — это трусость. Здесь начнем с того, что все советские люди с оружием в руках, а иногда и без него защитившие нашу Родину от германского нашествия, даровавшие нам эту жизнь — герои по определению. Причем совершенно вне зависимости от того, какие лично подвиги каждый из них совершил, какие он имеет награды. Любой человек, добросовестно выполнявший свой долг, даже вдалеке от фронта, тоже участник той войны, он тоже внес свой вклад в Победу.
Конечно, в семье не без урода, но легко рассуждать тому, над чьей головой пули не свистели. В ходе военных действий, в том числе на Черноморском театре, имелись отдельные случаи проявления трусости перед лицом противника, а еще чаще — растерянности, паралича воли. Однако анализ деятельности черноморцев показывает, что подобные единичные случаи ни разу не повлияли на ход, а тем более исход боевых действий. Как правило, на каждого труса находился его начальник, а иногда и подчиненный, который своими действиями парировал негативные последствия деятельности труса. Другое дело, что зачастую люди более чем врагов боялись собственных начальников и «компетентные органы». Вот проявленное перед ними малодушие действительно несколько раз влияло если не на исход операций, то по крайней мере на количество потерь. Достаточно вспомнить морские десантные операции, проводившиеся при отсутствии необходимых условий, в том числе погодных. Знали, какая ожидается погода, знали, чем это грозит, даже докладывали по команде — но стоило сверху раздаться начальствующему рыку и все пускали на русское авось. А сколько раз на войне, да и в мирное время можно было услышать от начальника: «Наверх передокладывать не буду!»
Третье — это банальная человеческая тупость. Правда, здесь надо сразу оговориться, что если в результате какого-либо исследования вас будут подводить к мысли о том, что те или иные решения или действия оказались неправильными в силу того, что начальник дурак, сразу насторожитесь. Наверняка это произошло не потому, что начальник или исполнитель глуп, а потому, что у исследователя наступил предел его познания данного вопроса. Ведь объявить случившееся результатом чьей-то глупости — самый простой и универсальный способ объяснить негативный исход тех или иных событий. И чем менее компетентен исследователь, тем чаще он прибегает именно к такому объяснению произошедшего.
Причина неуспеха всех описанных операций заключается прежде всего в низкой оперативно-тактической подготовке командного состава флота. Негативное развитие событий на сухопутном фронте, а также проблемы и недостатки материально-технического плана лишь усугубляли просчеты и ошибки в принятии решений и их реализации. В результате, в погоне за победными рапортами, принимались решения о проведении операций, результатом которых стала потеря боевых кораблей (крейсер, 2 лидера эсминцев, 2 эсминца) и сотен наших моряков. Об этом нельзя забывать никогда.
Первоисточник А. Платонов, "Борьба за господство на Черном море"
Свернуть чат
Чат форума Реликвия
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Набеговые операции Черноморского флота. Часть 4
Автор
Витяныч
, 21 фев 2013 15:40
В этой теме нет ответов
#1
Offline
Витяныч
-
- Модераторы
-
- 10 055 сообщений
- 47916 спасибо
НА ФОРУМЕ С 27 дек 2009 г
- ГородМосква -Нью Москов
- Металлоискатель:палка-копалка
Отправлено 21 Февраль 2013 - 15:40
1352947946_6.t5xtws5roao4s48ss0808gss.ejcuplo1l0oo0sk8c40s8osc4.th.jpeg 121,76К
0 Количество загрузок:
Последняя набеговая операция
5 октября 1943 г. командующий Черноморским флотом вице-адмирал Л.A. Владимирский подписал боевое распоряжение, согласно которому 1-й дивизион эсминцев во взаимодействии с торпедными катерами и авиацией флота в ночь на 6 октября должен произвести набег на морские сообщения противника у южного побережья Крыма и обстрелять порты Феодосия и Ялта. Цель операции — уничтожение плавучих средств и десантных кораблей противника, покидающих Керчь. Общее руководство действиями кораблей поручили начальнику штаба эскадры капитану 1-го ранга М.Ф. Романову, находившемуся на командном пункте в Геленджике.
Здесь сразу отметим, что если для подготовки отряда кораблей к решению типовой задачи суток могло быть достаточно, то для отработки всех вопросов организации с другими родами сил, например авиацией, скорее всего их не хватит. Одно дело, если командиры участвующих в операции сил могут быть собраны на инструктаж вместе, а потом еще уточнить детали друг у друга. Совсем другое дело, если все участники принимают свои Решения отдельно друг от друга. Еще хуже, если эти Решения заслушивают и утверждают разные военачальники. В данном случае так и получилось.
5 октября с 4:30 до 17:40 девять самолетов 30-го разведывательного авиаполка вели разведку плавучих средств противника на морских коммуникациях в северо-западной и западной частях Черного моря, на коммуникации Керченский пролив — Феодосия. Авиационная разведка обнаружила: в 6:10 в районе Алушты — 4 тральщика, 12 быстроходных десантных барж и 7 барж, в 12:05 — этот же конвой в районе Балаклавы; в Феодосии в 6:30–23 быстроходные десантные баржи, 16 самоходных понтонов и 10 сторожевых катеров; в 12:00 на внешнем рейде — 13 быстроходных десантных барж, 7 самоходных понтонов и 4 сторожевых катера; в 13:40 в заливе — 8 рассредоточенных быстроходных десантных барж; в 16:40 в порту — 7 быстроходных десантных барж, 2 самоходных понтона и на рейде — 9 быстроходных десантных барж, 4 самоходных понтона и 3 сторожевых катера; с 7:15 до 17:15 в Керчи — 20–35 быстроходных десантных барж и самоходных понтонов; в Керченском проливе (в движении Еникале — кордон Ильич) — 21 быстроходную десантную баржу и 7 самоходных понтонов; между Еникале и косой Чушка — 5 быстроходных десантных барж и повторным наблюдением в 13:00 — быстроходную десантную баржу, 10 самоходных понтонов и 7 сторожевых катеров, а в 17:05–18 быстроходных десантных барж и 4 самоходных понтона под прикрытием четырех самолетов Me-109; в 11:32 в районе Ялты — быстроходную десантную баржу; в 17:20 между пунктами Керчь, Камыш-Бурун и коса Тузла (в движении) — до 35 быстроходных десантных барж и 7 самоходных понтонов.
Таким образом, на коммуникациях вдоль Крымского побережья между Керчью и Ялтой находилось большое количество плавсредств противника, большинство из которых до наступления ночи из района уйти не могли.
Для выполнения поставленной боевой задачи выделялись лидер «Харьков», эскадренные миноносцы «Беспощадный» и «Способный», восемь торпедных катеров, а также самолеты ВВС флота.
За сутки до выхода лидер и эсминцы перебазировались в Туапсе, а за четыре часа до начала операции командиры кораблей получили боевые распоряжения; инструктаж проводил лично командующий флотом. Совсем по-другому выглядело доведение боевой задачи до авиации. Например, командир 1-й минно-торпедной авиационной дивизии полковник Н.А. Токарев свое Решение на предстоящие боевые действия принимал на основании устного Решения ВРИД командующего ВВС флота. Причем это решение до командира дивизии довел в 23:00 (!) 5 октября офицер оперативного отдела штаба ВВС майор Букреев. Какое согласование вопросов взаимодействия, если корабли уже были в море!
Само Решение командующего 1-й мтад в отношении дивизии сводилось к следующему:
а) одним самолетом Ил-4 в 5:30 6.10.43 года произвести доразведку плавсредств на рейде и в порту Феодосия в интересах артиллерийской стрельбы эсминцев, после чего приступить с 5:30 до 6:00 к корректировке;
б) четырьмя самолетами Ил-4 в период с 5:30 до 6:00 подавлять огонь береговых артиллерийских батарей противника, расположенных на мысе Киик-Атлама, Коктебель, Феодосия и Сарыголь;
в) с 6:00 от точки 44°5′ 35°20′ истребителями Р-39 «Аэрокобра» и Р-40 «Киттихаук» (из состава оперативно подчиненной эскадрильи 7-го истребительного авиаполка 4-й истребительной авиадивизии) прикрыть отход и переход эсминцев до точки 44°10′ 38°00′;
г) в 7:00 девятью Пе-2 40-го авиаполка пикирующих бомбардировщиков под прикрытием истребителей уничтожать плавсредства в порту Феодосия и сфотографировать результаты артиллерийской стрельбы кораблей.
Кроме этого ближе к побережью Кавказа истребительное прикрытие предполагалось осуществить двенадцатью самолетами ЛаГГ-3 и Як-1 4-й авиадивизии.
Согласно Решению, принятому командиром 1-й авиадивизии, обеспечение обстрелов портов Ялта и Феодосия планировалось осуществить на рассвете 6 октября с помощью самолетов-корректировщиков Ил-4. Предусматривалось подавление береговых батарей противника авиагруппой в составе двух бомбардировщиков Ил-4 и двух DB-7B «Бостон». Кроме этого девять Пе-2 40-го авиаполка под прикрытием шести «Аэрокобр» 11-го истребительного авиаполка должны были с пикирования нанести удар по плавсредствам противника на рейде и в порту Феодосия.
Для прикрытия кораблей выделялись: от Феодосии до точки 44°26′ 35°24′ с 6:00 до 8:00 четыре Р-40 7-го авиаполка; между точками 44°26′ 35°24′ и 44°13′ 36°32′ с 8:00 до 10:00 два Р-40 того же полка; между точками 44°13′ 36°32′ и 44°12′ 37°08′ с 10:00 до 11:00 два Р-39 11-го авиаполка; между точками 44°12′ 37°08′ и 44°11′ 38°02′ с 11:00 до 12:30 два Р-40 7-го авиаполка.
Согласно отчету флота по проведенной операции шесть Р-40 — это все, чем располагал ЧФ. Но на 15 октября в составе 7-го полка числилось 17 исправных «Киттихауков», еще пять имел 30-й разведывательный полк. Сомнительно, чтобы все эти машины появились после 5 октября. В течение октября ВВС ЧФ получили восемь Р-40, один был списан актом, а на 1 ноября в ВВС ЧФ насчитывался 31 «Киттихаук».
С наступлением темноты в 20:30 5 октября корабли под командованием командира 1-го дивизиона капитана 2-го ранга Г.П. Негоды (брейд- вымпел на «Беспощадном») вышли из Туапсе. Около часа ночи лидер «Харьков» (капитан 2-го ранга П.И. Шевченко) с разрешения командира отряда начал движение к Ялте, а эсминцы продолжили путь к Феодосии. Но не кратчайшим путем, а так, чтобы подойти к порту со стороны темной части горизонта.
После двух часов ночи корабли обнаружили германские самолеты-разведчики. Таким образом, скрытность действий обеспечить не удалось, хотя командир отряда сохранял радиомолчание и доложил о своем обнаружении только в 5:30. Впрочем, начальник штаба эскадры уже догадывался о потере скрытности, так как о самолете-разведчике доложил в 2:30 командир лидера.
Но М.Ф. Романов не знал другого… Оказывается, авиационная разведка противника обнаружила эсминцы еще в Туапсе, сразу по их прибытии, что дало основание германскому адмиралу Черного моря вице-адмиралу Кизерицки предположить возможный рейд советских кораблей к берегам Крыма. При этом он не отменил спланированный ранее выход конвоя из Керчи в Феодосию после полудня 5 октября, что зафиксировала наша воздушная разведка. Около 22 часов 5 октября немецкая радиопеленгаторная станция в Евпатории доложила, что по крайней мере один эсминец вышел из Туапсе. В 02:37 начальник морской комендатуры «Крым» контр-адмирал Шульц объявил боевую тревогу районам морских комендатур портов Ялта и Феодосия. С этого времени советские корабли уже ждали.
Ровно в полночь 6 октября из своей базы в Двуякорной бухте вышли германские торпедные катера S-28, S-42 и S-45, занявшие позицию южнее идущего под берегом конвоя. В 02:10 командир группы капитан-лейтенант Симс получил оповещение от самолета-разведчика об обнаружении им двух эсминцев, идущих на запад с большой скоростью (обратите внимание: связь разведсамолет - торпедный катер!). Понимая, что перехватить до рассвета советские корабли не удастся, Симс приказал командирам торпедных катеров занять позицию ожидания, постепенно смещаясь на запад, к Феодосии. Самолет постоянно наблюдал за эсминцами и доносил их место, курс и скорость командиру германской группы.
Так продолжалось до четырех часов утра, когда советские корабли повернули на север, к Феодосии. Получив донесение, торпедные катера пошли на перехват эсминцев. В 05:04 Симс по радио запросил самолет-разведчик показать место кораблей противника осветительными бомбами — что последний искусно и сделал, сбросив несколько бомб южнее по курсу эсминцев. Таким образом, они стали отлично видны с катеров на световой дорожке. Возможно, только тогда Г.П. Негода окончательно убедился, что его действия не являются секретом для противника, и донес об этом на командный пункт эскадры.
Так и не обнаружив германские торпедные катера и зная, что похожая ситуация имела место в прошлые выходы кораблей к крымским берегам, командир дивизиона решил, что ничего особенного не произошло. С командного пункта эскадры никаких тревожных сведений не поступало, и Г.П. Негода продолжил выполнение задачи согласно плану. В 5:30 советские эсминцы обнаружили выходящие в атаку германские торпедные катера и с дистанции около 1200 м открыли огонь, уклонившись от четырех торпед (на S-42 заклинило прицел, и он атаку не завершил). В ходе боя один 45-мм снаряд попал в машинное отделение торпедного катера S-45, но тот сумел еще в течение 30 минут сохранить полный ход. Последнее для немцев оказалось очень важным, так как советские эсминцы после отражения атаки стали преследовать германские катера!
По приказанию Симса S-28 повернул на юг, пытаясь отвлечь внимание эсминцев, a S-45 в сопровождении S-42, прикрывшись дымовой завесой, начал отход к своей базе в район Коктебеля. Советские корабли тоже разделились, но S-28 после безуспешной торпедной атаки довольно быстро оторвался от своего преследователя, а пара катеров, уходившая на юг, находилась под безрезультатным обстрелом примерно до шести часов утра. К тому времени, получив организованный отпор (после атаки катеров корабли еще обстреляла и береговая артиллерия), Г.П. Негода решил отказаться от обстрела Феодосии, в 6:10 эсминцы легли на курс отхода в точку встречи с лидером «Харьков».
В это утро суждено было произойти еще одной встрече с германскими торпедными катерами, причем совершенно неожиданной для обеих сторон. Около семи часов «Беспощадный» и «Способный» в 5–7 милях южнее мыса Меганом внезапно встретились с выскочившими со стороны темной части горизонта двумя торпедными катерами, явно выходящими в торпедную атаку. Развив максимальную скорость хода, оба эсминца открыли артиллерийский огонь и резко отвернули от катеров. Через несколько минут те тоже отказались от атаки и стали уходить на север.
Обстоятельства сложились так, что два германских катера — S-51 и S-52 — возвращались в свою базу в районе Коктебеля после ремонта в Констанце и их командиры ничего не знали о набеге советских кораблей на порты Крыма. Поэтому встреча с ними для немцев произошла совершенно неожиданно и на такой дистанции, когда нужно было или атаковать, или немедленно уходить. Атаковать в условиях хорошей видимости столь хорошо вооруженные боевые корабли — дело достаточно бесперспективное, но и попытка отхода могла окончиться плачевно — несмотря на ремонт, S-52 не мог развить ход более 30 узлов. Если бы эсминцы организовали преследование, то S-52 было суждено неминуемо погибнуть. В этой ситуации командир группы катеров капитан-лейтенант Зеверс принял решение выйти в ложную атаку в надежде на то, что советские корабли начнут уклонение и отход, не помышляя о контратаке. Так оно и произошло, и германские катера пришли в базу.
Как уже упоминалось, «Харьков» еще в 2:30 донес о своем обнаружении самолетом-разведчиком. По германским же данным, его засекла радиопеленгаторная станция в Евпатории. Начиная с 2:31 начальнику морской комендатуры «Крым» контр-адмиралу Шульцу стали докладывать о ежечасном выходе «Харькова» на связь с радиоцентром в Геленджике. Эта же станция по взятым пеленгам определила направление движения корабля в сторону Ялты. В 5:50 радиолокационная станция, расположенная на мысе Ай-Тодор, обнаружила лидер по пеленгу 110° на удалении 15 км.
Убедившись, что обнаруженная цель не является своим кораблем, в 6:03 германское командование разрешило береговым батареям открыть по ней огонь. Практически в это же время «Харьков» начал обстрел Ялты. За 16 минут он выпустил без корректировки по меньшей мере сто четыре 130-мм осколочно-фугасных снаряда. На огонь лидера ответили три 75-мм орудия 1-й батареи 601-го дивизиона, а затем шесть 150-мм орудий 1-й батареи 772-го дивизиона. По германским данным, в результате обстрела лидера несколько домов получили повреждения, имелись пострадавшие среди гражданского населения. Следуя вдоль берега, лидер сделал 32 выстрела по Алуште, но, по данным противника, все снаряды легли с недолетом. В 07:15 «Харьков» присоединился к эсминцам, шедшим курсом 110° со скоростью 24 узла.
В 8:05 над соединением появились три советских истребителя Р-40. В 08:15 они обнаружили германский самолет-разведчик — летающую лодку BV-138, принадлежавшую 1-й эскадрилье 125-й морской разведывательной группы (I./SAGr 125), — и сбили ее. После этого в 08:20 истребители улетели на аэродром. Из пяти членов экипажа разведчика двое приводнились на парашютах в видимости кораблей, и командир дивизиона приказал командиру «Способного» капитану 3-го ранга А.Н. Горшенину поднять их на борт. Остальные два корабля начали осуществлять противолодочное охранение легшего в дрейф эсминца. Вся операция заняла около 20 минут.
В 8:15 прилетела новая пара Р-40, третья машина вернулась на аэродром из-за неисправности двигателя. Они-то первыми и обнаружили сначала в 08:30 два Ju-88 на большой высоте (по-видимому, разведчиков), а затем в 08:37 ударную группу — восемь пикирующих бомбардировщиков Ju-87 из состава 7./StG3 под прикрытием четырех истребителей Me-109.
Два советских истребителя сорвать атаку, естественно, не смогли, и зашедшие со стороны солнца пикировщики противника достигли сразу трех попаданий 250-кг бомб в лидер «Харьков». Одна из них попала в верхнюю палубу в районе 135 шпангоута и, пробив все палубы, второе дно и днище, взорвалась под килем. Еще по одной бомбе попало в первое и второе котельные отделения. Оба котельных отделения, а также первое машинное отделение оказались затопленными, вода медленно поступала через поврежденную переборку на 141 шпангоуте в котельное отделение № 3.
Таким образом, из главной силовой установки в строю остался турбозубчатый агрегат в машинном отделении № 2 и третий котел, давление в котором упало до 5 кг/см². От ударных сотрясений вышли из строя мотопомпа во второй машине, дизель-генератор № 2, турбовентилятор № 6. Взрывом сорвало и выбросило за борт один 37-мм зенитный автомат, вышли из строя два зенитных пулемета. Лидер потерял ход, получил крен 9° на правый борт и дифферент на нос около 3 м. В этой обстановке командир дивизиона приказал командиру «Способного» буксировать «Харьков» кормой вперед.
Теперь соединение, находившееся в 90 милях от Кавказского побережья, двигалось со скоростью лишь 6 узлов. В 10:10 прикрывавшая корабли тройка Р-40 улетела, но в 9:50 уже прибыла пара Р-39. В 11:01 они закончили баражирование, по их докладу сбив за это время один Ju-88 — видимо, разведчик. В 11:31 для прикрытия кораблей с воздуха прибыли… два бомбардировщика A-20G, а в 11:50 над эсминцами появились 14 Ju-87 из состава 8 и 9./StG3. Естественно достойного отпора они не получили и успешно отбомбились. Два Ju-87 атаковали «Харьков» и прекративший его буксировку «Способный», а остальные стали пикировать на «Беспощадный». Последний, несмотря на маневрирование и интенсивный огонь зенитной артиллерии, получил попадание одной авиабомбы в первое машинное отделение, а вторая разорвалась непосредственно у борта в районе второй машины. В результате взрывов бомб была разрушена наружная обшивка и палуба на правом борту в районе 110–115 шпангоутов, разорвало бортовую обшивку у скулы в районе второй машины, затопило первое машинное и третье котельное отделения, заклинило руль. Началась фильтрация воды во второе машинное и котельное отделения.
Эсминец потерял ход, но остался на плаву с креном 5°-6° на левый борт. По приказанию командира капитана 2-го ранга В.А. Пархоменко начали борьбу за живучесть и для облегчения корабля выстрелили за борт все торпеды, сбросили глубинные бомбы. «Харьков» новых повреждений не получил, но и хода по-прежнему не имел. У «Способного», по некоторым данным, от близких разрывов разошлись швы в кормовой части по правому борту, и он принял около 9 т воды, однако ход не потерял.
Оценив обстановку и послав донесение командованию, командир дивизиона приказал командиру «Способного» начать поочередно буксировку лидера и «Беспощадного». Так продолжалось до того момента, когда после 14 часов на «Харькове» ввели в строй третий котел и корабль смог дать ход до 10 узлов под одной машиной. «Способный» взял на буксир «Беспощадного».
Естественен вопрос: а где были истребители? События развивались следующим образом. В 5:40 командир 1-й авиадивизии получил информацию из штаба ВВС ЧФ об обнаружении наших кораблей авиацией противника. В связи с этим приказали привести в немедленную готовность все выделенные для прикрытия истребители. При создавшейся обстановке командир дивизии предложил не наносить удара Пе-2 по Феодосии, а шесть Р-39, выделенных для обеспечения бомбардировщиков, перенацелить на прикрытие кораблей.
Но это решение не утвердили, приказав продолжить операцию согласно плану. В 6:15 самолеты улетели на бомбардировку Феодосии и возвратились из безрезультатного рейда лишь в 7:55. В 10:30 к кораблям должна была прийти пара Р-39, но она кораблей не обнаружила и возвратилась обратно. В 10:40 вылетает вторая пара Р-39 — результат тот же. Наконец только в 12:21 над кораблями появляется четверка Р-40 — но, как мы знаем, второй удар германская авиация нанесла в 11:50.
Кстати, а как далеко от наших аэродромов германская авиация нанесла второй удар? Так вот, прилетевшие для прикрытия кораблей A-20G обнаружили их в точке Ш=44°25′ Д=35°54′, то есть в 170 км от аэродрома в Геленджике. Судя по отчету 1-й авиадивизии, подлетное время истребителей составляло 35 минут. Авиация противника действовала с удаления порядка 100 км.
A-20Gулетели на аэродром в 13:14, четверка Р-40 — в 13:41. В 13:40 их сменили два Р-39. К этому времени над кораблями также находились четверка Як-1 и четверка Ил-2. В 14:40 «яки» и «илы» ушли, но остались три Р-39 и два A-20G, а в 14:41 со стороны Керчи появились девять Ju-87 из 7./StG3, 12 Ме-109 и два Ju-88. Правда, уже в ходе воздушного боя к нашим самолетам присоединились три Як-1 из 9-го авиаполка.
При обнаружении самолетов противника «Способный» отошел от «Беспощадного». Именно по нему и пришелся основной удар. Корабль накрыло сплошным потоком воды; содрогаясь от прямых попаданий, завалившись на левый борт с увеличивающимся дифферентом на корму, он вскоре быстро затонул. Личный состав, пытавшийся покинуть гибнущий эсминец, в большинстве своем оказался затянут в воронку и погиб.
«Способный» избежал прямых попаданий, однако получил повреждения от разрывов авиабомб в 5–6 м от правого борта в районе носовой надстройки, в 9-10 м по левому борту у второго торпедного аппарата и в кормовой части. От сотрясений корпуса произошел ряд поломок механизмов в котельных и машинных отделениях, приведших к потере хода на 20–25 минут. К тому времени удару подвергся и «Харьков». Он получил два прямых попадания в полубак, несколько бомб разорвалось рядом с кораблем. Все носовые помещения до 75 шпангоута оказались затоплены, от сильного сотрясения корпуса вышли из строя вспомогательные механизмы единственного остававшегося под парами котла, лидер стал погружаться носом с креном на правый борт. Каких-либо существенных мероприятий по борьбе за живучесть провести не успели, и в 15:37, ведя огонь из кормового 130-мм орудия и одного зенитного автомата, «Харьков» скрылся под водой.
Пользуясь тем, что самолеты противника улетели, «Способный» подошел к месту гибели лидера и стал спасать личный состав. Это заняло у него более двух часов. Затем эсминец вернулся к месту гибели «Беспощадного», но успел поднять только двух человек, когда в 17:38 последовал очередной налет. До 24 бомбардировщиков Ju-87 стали пикировать на корабль с нескольких направлений. С небольшим интервалом по времени в «Способный» попало три бомбы весом до 200 кг каждая: в район 18-го и 41-го шпангоутов и в первое машинное отделение. Кроме этого несколько бомб мелкого калибра разорвались в кубриках № 3 и 4.
Корабль почти сразу погрузился носом до палубы полубака, при этом погибли почти все спасенные с «Харькова». В бездействующем первом котельном отделении загорелся мазут из поврежденной магистрали, и из первой дымовой трубы вырвалось пламя. Эту вспышку наблюдали с германской подводной лодки U-9. На «Способном» командный состав предпринял попытку организовать борьбу за живучесть, но через 10–15 минут эсминец потерял остатки плавучести и в 18:35 затонул. Во время последнего налета над эсминцем находились по паре Р-39, Р-40 и Пе-2, но Р-40 в отражении удара участия не принимали по остатку топлива.
Торпедные и сторожевые катера, а также гидросамолеты подобрали с воды 123 человека. Погибло 780 моряков, в том числе командир лидера «Харьков» капитан 2-го ранга П.И. Шевченко. Гибели людей способствовало наступление ночи, ухудшение погоды, совершенно недостаточное количество и несовершенство спасательных средств, которыми располагали корабли.
Подведем некоторые итоги. 6 октября 1943 г. погибли три современных эсминца, которые на тот момент находились в состоянии высокой боевой и технической готовности, были полностью снабжены всем необходимым, количество 37-мм зенитных автоматов на них довели до 5–7, их командиры и личный состав имели более чем двухлетний опыт войны, в том числе борьбы за живучесть при тяжелейших повреждениях (оба эсминца теряли носовые части). Против этих трех кораблей германские пикирующие бомбардировщики Ju-87 действовали в первых налетах группами по 8-14 машин, причем все происходило в зоне действия советских истребителей. Это была четвертая аналогичная набеговая операция, предыдущие три завершились безрезультатно.
Планировал операцию штаб флота. Комплект разработанных документов неизвестен, но во всех отчетах фигурирует только боевое распоряжение командующего флотом № оп-001392 от 5 октября. Наверняка была и какая-то графическая часть. Поскольку корабли вышли из Батуми в передовую базу Туапсе еще в 7:00 4 октября, то очевидно, что командующий принял свое Решение не позже 3 октября. Операцию планировал штаб флота, и ее должен был утвердить командующий Северо-Кавказским фронтом, которому Черноморский флот оперативно подчинялся. Если верить последующему «разбору полетов», то получается, что фронт и не подозревал о проведении набеговой операции. Отметим этот факт.
Как принимали Решения на операцию командиры соединений ВВС, хорошо видно на примере 1-й авиадивизии. Однако с точки зрения организации взаимодействия это ни на что не повлияло. Во-первых, корабли отказались от обстрела Феодосии, а потому не работали с самолетом-корректировщиком. По предыдущему опыту можно сказать, что это одна из самых сложных задач с точки зрения взаимопонимания участвующих сил. Во-вторых, фактически никакого взаимодействия кораблей и самолетов-истребителей не предусматривалось, то есть каждый действовал по своим планам, которые были теоретически согласованы по месту и времени, но не предусматривали совместных действий.
В событиях 6 октября эти изъяны планирования операции просматриваются слабо — и прежде всего из-за мизерности выделенного наряда истребительной авиации. Действительно, какие совместные действия можно было организовать в ходе первого удара противника, когда на два советских истребителя пришлось четыре германских? Во втором ударе четырнадцати Ju-87 противостояли два A-20G. В третьем ударе с нашей стороны участвовало шесть истребителей, но и германских прилетело двенадцать! Во время четвертого удара германских истребителей не было, но двум Р-39 и двум Пе-2 пришлось противостоять двадцати четырем Ju-87.
Можно сказать, что какими бы ни были советские летчики асами, сорвать ни один из ударов они физически не могли. Трагедию можно было предотвратить, если уже после первого налета в 8:37 многократно усилить истребительное прикрытие. А была ли такая возможность?
Да, была. Точное количество истребителей ЧФ на 6 октября нам неизвестно, но на 15 октября ВВС флота располагало исправными машинами с достаточным радиусом действия: Р-40 — 17 (7-й иап), Р-39 — 16(11-й иап), Як-1 — 14 + 6 (9-й иап + 25-й иап). Еще не менее пяти Р-40 имелось в 30-м разведывательном авиаполку, но и без разведчиков флот располагал порядка полусотней истребителей, способных прикрыть корабли на удалении до 170 км, которые могли сделать по нескольку вылетов. Кстати, всего на прикрытие кораблей истребители совершили 50 самолетовылетов.
Естественен вопрос: а сколько было нужно истребителей? Исходя из существовавших нормативов и опыта военных действий, для надежного прикрытия трех кораблей при ожидаемой группировке противника в 10–12 бомбардировщиков без истребителей сопровождения требовалась истребительная эскадрилья, то есть в среднем по истребителю на бомбардировщик. На удалении от аэродрома в 150 км с резервом времени для 15-минутного воздушного боя Р-39 с подвесными баками мог барражировать на высоте 500-1000 м в течение трех часов, а без баков — в два раза меньше. При тех же условиях Р-40 мог патрулировать 6,5 и 3,5 часа соответственно, а Як-1 — час и 30 минут. Эти цифры взяты из нормативов, выработанных по опыту Великой Отечественной войны, в реальных условиях они могли быть меньше.
Но даже если все самолеты летали без подвесных баков (а некоторые истребители точно их имели), если мы уменьшим нормативы процентов на 20, все равно видно, что ВВС флота вполне могли прикрывать корабли эскадрильями в течение порядка восьми часов. Ну пусть шести часов! За это время миноносцы в любом случае добежали бы до базы.
Однако этого не произошло. Прежде всего потому, что командующий ВВС не получил конкретного и однозначного приказания организовать это самое полноценное истребительное прикрытие кораблей. Этого не сделали, хотя сигнал с «Харькова» «Терплю бедствие» зафиксирован в журнале боевых действий штаба ВВС ЧФ еще в 9:10. Только в 11:10 был отдан приказ постоянно прикрывать корабли не менее чем восьмью самолетами — но и это фактически сделано не было.
Теперь надо посмотреть, насколько правильно действовал командир отряда кораблей. Но сначала о самих кораблях с точки зрения их боевой устойчивости от ударов с воздуха. В этом отношении советские эсминцы по состоянию на середину 1943 г. являлись одними из самых слабых в своем классе среди всех воюющих государств. Наших союзников даже рассматривать не будем: универсальный главный калибр, приборы управления зенитным огнем, радиолокация… Германские эсминцы универсального главного калибра не имели, но несли РЛС обнаружения воздушных целей и более десятка зенитных автоматов. Из советских кораблей только «Способный» имел приборы управления стрельбой зенитных 76-мм орудий. К сожалению, сами эти пушки были малоэффективны для стрельбы по воздушным целям, а по пикировщикам — просто бесполезны. Кроме этого «Способный» имел семь 37-мм зенитных автоматов. У «Беспощадного» их было пять, а у «Харькова» — шесть. Правда, у всех кораблей еще имелись 12,7-мм пулеметы, но к тому времени на них уже никто всерьез не рассчитывал.
В общем, никаких откровений мы не сделали: уже с 1942 г. в Главном штабе, в соответствующих управлениях ВМФ и флотов циркулировали всевозможные доклады, записки, донесения, смысл которых сводился к тому, что зенитное вооружение кораблей не соответствует воздушной угрозе. Все всё знали, но ничего кардинального предпринять не могли: единственных доступных средств самообороны — зенитных автоматов — не хватало. Кроме того, многие корабли, те же эсминцы, были настолько загромождены и перегружены, что и ставить автоматы было некуда.
Подобные проблемы имели место во флотах и других воюющих государств. Там ради усиления зенитного вооружения с эсминцев часто демонтировали торпедные аппараты и орудия незенитного главного калибра. У нас по разным причинам на столь радикальные меры ни на одном из флотов не пошли. Те немногие радиолокационные станции, что мы стали получать от союзников, монтировали прежде всего на корабли Северного флота, черноморцы так до окончания военных действий ни одной не получили. В результате советские эсминцы в условиях угрозы воздушных ударов действовать без истребительного прикрытия не могли. И уже тогда это было очевидно всем.
О трагедии 6 октября 1943 г. много писалось как в закрытых, так и в открытых изданиях. При этом нигде не печатались документы, связанные с разбором операции. Известны лишь выводы, изложенные в Директиве Ставки ВГК от 11 октября 1943 г. Однако, уже начиная с первых отчетов, в качестве основного непосредственного виновника назывался командир дивизиона капитан 2-го ранга Г.П. Негода. Прежде всего сразу вспоминают о задержке, связанной с вылавливанием экипажа германского разведчика. Глубокого смысла в подъеме летчиков скорее всего не было. Но, во-первых, не каждый день появляется возможность взять таких пленных. Во-вторых, к крымским берегам ходили уже десяток раз — и ни разу корабли не подвергались действенным массированным ударам с воздуха. Кстати, скорее всего этот факт повлиял и на начальников Г.П. Негоды, после каждого налета надеявшихся, что он будет последним. Даже если вспомнить «Ташкент», то ведь и его потопить в море немцы так и не смогли…
Наконец, в-третьих, надо иметь в виду, что за эти 20 минут корабли, идя со скоростью 24 узла, могли приблизиться к своему берегу на восемь миль, 28-узловым ходом — на 9,3 мили, а если бы развили 30 узлов, то преодолели бы 10 миль. Во всех случаях первый удар был неизбежен, и его результат скорее всего остался бы тем же.
Второй налет состоялся в 11:50, то есть через три с лишним часа. Все это время «Способный» буксировал «Харьков». Каких только ценных и бесценных рекомендаций не выдали комдиву… после войны. Некоторые даже считали, что Г.П. Негода должен был бросить «Харьков» в качестве приманки и отходить двумя эсминцами к базе. Хотелось бы увидеть хоть одного советского военачальника, который бы смог приказать бросить в 45 милях от побережья противника находящийся на плаву эсминец. А если бы противник его не потопил, а взял и привел на буксире в Феодосию? Невероятно? Настолько же, насколько ожидать от советского военачальника, что он бросит посреди моря свой корабль.
Был и второй вариант: снять экипаж и «Харьков» затопить. На это ушло бы минут 20–30. Но кто знал, когда будет следующий налет — и будет ли он вообще. Утопили бы ценный корабль, который могли привести в базу, а авиация противника возьми и больше не появись. Кто за это отвечал бы? Г.П. Негода взять на себя такую ответственность был явно не готов. Правда, получив донесение о повреждении «Харькова», командующий флотом дал шифровку именно с таким распоряжением. Но, во-первых, этой телеграммы в Архиве ВМФ не найдено, а здесь есть очень важный момент: командующий затопить «Харьков» приказал — или только рекомендовал? Согласитесь это не одно и то же. Во-вторых, по некоторым данным, эта шифровка до второго налета к Г.П. Негоде не попала.
Ну, и в-третьих: зная время третьего налета, можно с уверенностью сказать, что при любых действиях командира отряда корабли бы его не избежали. Ситуацию с истребительным прикрытием мы уже разобрали, так что результат удара скорее всего также не изменился, но события бы произошли раза в два ближе к нашему берегу.
Завершая разговор о месте и роли командира дивизиона в описываемых событиях, отметим, что единственным решением, которое действительно предотвратило бы трагедию, могло стать прекращение операции после того, как стала очевидной потеря скрытности действий сил. Но, опять же, это с позиции сегодняшнего дня — а как бы отнеслись к такому решению тогда?
На примере данной трагедии рельефно видно, как советский военачальник оказался заложником ситуации, которую создал не он, а существовавшая система. Независимо от исхода операции (то ли комдив прервал ее еще после потери скрытности, то ли он бросил лидер в качестве приманки и вернулся с двумя эсминцами, то ли сам затопил еще один поврежденный эсминец и вернулся с одним кораблем), Г.П. Негода в любом случае был обречен оказаться в чем-то виновным. Причем предугадать оценку его вины в любом случае никто не мог. Его могли бы подвести под расстрельную статью за потерю одного корабля — и простить при потере всех трех. В данном конкретном случае рубить с плеча не стали, все-таки шел октябрь 1943 г. В целом разобрались объективно: Г.П. Негоду после выздоровления назначили старпомом линкора на Балтику, а службу он завершил в звании контр-адмирала.
Изменение условий обстановки в ходе проведения операции 6 октября не вызвало в штабах, руководивших силами, ответной реакции — все пытались придерживаться ранее утвержденного плана. Хотя после второго удара стало очевидным, что корабли надо в полном смысле этого слова спасать, так как за них взялись всерьез и сами они за себя постоять не смогут. Одновременно выявилась неспособность командования флота руководить проведением операции в условиях динамично меняющейся обстановки (хотя какая, нахрен, динамика, корабли топили более 10 часов!), адекватно реагировать на нее, поддерживать непрерывность управления силами.
Наверное, в этом и кроется главная причина катастрофы, а остальное — это следствия и частности. Здесь мы опять спотыкаемся о качество оперативно-тактической подготовки офицеров штабов, о неспособность их анализировать складывающуюся обстановку, предвидеть развитие событий, управлять силами в условиях активного воздействия противника. Если приобретенный опыт уже позволял органам управления в основном справляться со своими функциональными обязанностями по планированию боевых действий, то с реализацией этих планов все обстояло хуже. При резком изменении обстановки, в условиях цейтнота решения надо принимать быстро, зачастую не имея возможности обсудить их с коллегами, утвердить у начальников, произвести всесторонние расчеты. А все это возможно только в том случае, если управленец, какого бы масштаба он ни был, обладает не только личным опытом, но и впитал в себя опыт предшествующих поколений, то есть обладал реальными знаниями.
Что касается дополнительных сил, то если бы командующий флотом, как это требовалось, доложил о своем намерении провести набеговую операцию командующему Северо-Кавказским фронтом и утвердил бы у него ее план, можно было бы рассчитывать на поддержку ВВС фронта. Во всяком случае, понимая свою часть ответственности за результат, командование фронта не занимало позицию стороннего наблюдателя.
В заключение надо сказать о цене, которую заплатил противник за гибель трех эсминцев. По данным ВВС ЧФ, немцы потеряли разведчик, Ju-88, Ju-87 — 7, Me-109 — 2. По германским данным, установить точное количество потерь не представляется возможным. В течение всего октября 1943 г. участвовавшая в налетах III/StG 3 потеряла от боевых причин четыре Ju-87D-3 и девять Ju-87D-5 — больше, чем в любой другой месяц осени 1943 г.
После гибели последнего из черноморских лидеров и двух эсминцев в строю остались только три современных корабля этого класса — «Бойкий», «Бодрый» и «Сообразительный», а также два старых — «Железняков» и «Незаможник». С этого времени корабли эскадры Черноморского флота более в боевых действиях не участвовали до самого их окончания на театре.
Мы уже делали некие промежуточные выводы, разбирали неудачные или не совсем удачные действия сил Черноморского флота. Обобщая, можно сказать, что основной причиной неудач являлся человеческий фактор. Материя эта тонкая, многогранная. Но при допустимых упрощениях можно сказать, что человеческий фактор негативно мог повлиять на исход военных действий в трех основных случаях.
Первое — это предательство. По этому поводу нужно отметить, что победу в Великой Отечественной войне прежде всего принесла беззаветная любовь советского народа к своей Родине. Он встал на защиту своего Отечества, своих близких и родных от возможного порабощения. Именно это являлось первопричиной массового героизма советских людей на фронте и в тылу. Правда, говорят, что героизм одних — это идиотизм других, обычно их начальников, которые своими действиями загоняли людей в безвыходное положение. Однако у подобных безвыходных положений, извините за каламбур, как правило, имелось как минимум два выхода. И абсолютное большинство выбирало подвиг, а не предательство. Естественно, здесь ни в коей мере не имеются в виду советские воины, попавшие в плен в силу независящих от них обстоятельств.
Если принять эту точку зрения, то надо сразу исключить какой-либо злой умысел при планировании и проведении операций. Разбор всех неудачных действий советского ВМФ в годы войны не дает ни единого, даже самого малейшего, повода для подобных подозрений.
Второе — это трусость. Здесь начнем с того, что все советские люди с оружием в руках, а иногда и без него защитившие нашу Родину от германского нашествия, даровавшие нам эту жизнь — герои по определению. Причем совершенно вне зависимости от того, какие лично подвиги каждый из них совершил, какие он имеет награды. Любой человек, добросовестно выполнявший свой долг, даже вдалеке от фронта, тоже участник той войны, он тоже внес свой вклад в Победу.
Конечно, в семье не без урода, но легко рассуждать тому, над чьей головой пули не свистели. В ходе военных действий, в том числе на Черноморском театре, имелись отдельные случаи проявления трусости перед лицом противника, а еще чаще — растерянности, паралича воли. Однако анализ деятельности черноморцев показывает, что подобные единичные случаи ни разу не повлияли на ход, а тем более исход боевых действий. Как правило, на каждого труса находился его начальник, а иногда и подчиненный, который своими действиями парировал негативные последствия деятельности труса. Другое дело, что зачастую люди более чем врагов боялись собственных начальников и «компетентные органы». Вот проявленное перед ними малодушие действительно несколько раз влияло если не на исход операций, то по крайней мере на количество потерь. Достаточно вспомнить морские десантные операции, проводившиеся при отсутствии необходимых условий, в том числе погодных. Знали, какая ожидается погода, знали, чем это грозит, даже докладывали по команде — но стоило сверху раздаться начальствующему рыку и все пускали на русское авось. А сколько раз на войне, да и в мирное время можно было услышать от начальника: «Наверх передокладывать не буду!»
Третье — это банальная человеческая тупость. Правда, здесь надо сразу оговориться, что если в результате какого-либо исследования вас будут подводить к мысли о том, что те или иные решения или действия оказались неправильными в силу того, что начальник дурак, сразу насторожитесь. Наверняка это произошло не потому, что начальник или исполнитель глуп, а потому, что у исследователя наступил предел его познания данного вопроса. Ведь объявить случившееся результатом чьей-то глупости — самый простой и универсальный способ объяснить негативный исход тех или иных событий. И чем менее компетентен исследователь, тем чаще он прибегает именно к такому объяснению произошедшего.
Причина неуспеха всех описанных операций заключается прежде всего в низкой оперативно-тактической подготовке командного состава флота. Негативное развитие событий на сухопутном фронте, а также проблемы и недостатки материально-технического плана лишь усугубляли просчеты и ошибки в принятии решений и их реализации. В результате, в погоне за победными рапортами, принимались решения о проведении операций, результатом которых стала потеря боевых кораблей (крейсер, 2 лидера эсминцев, 2 эсминца) и сотен наших моряков. Об этом нельзя забывать никогда.
Первоисточник А. Платонов, "Борьба за господство на Черном море"
Похожие темы
| Название темы | Форум | Автор | Статистика | Последнее сообщение | |
|---|---|---|---|---|---|
Каталог орденов, медалей и нагрудных знаков, находящихся в розыске. Часть 3 |
Фалеристика | Библиотекарь |
|
|
|
Часть оглавия? |
Неопределенные предметы - определяем вместе | вектор+ |
|
|
|
ОПРЕДЕЛЕНО: часть ременного набора - подвес |
Украшения (женские, ременные и пр.) | Бандит |
|
|
|
часть знака "десятский" |
Ищу, обменяю, отдам | ilay88 |
|
|
|
Часть перстня. |
Перстни. печати, пломбы | FOL |
|
|
